Апокалипсис всегда

– Хорош!

Обходя кровать по кромочке, Будимир подобрался к чайнику (оказался полный) и воткнул его в розетку. С облупленного подоконника на него сиротливо смотрели несколько пачек «Ролтона»:

– Так. Ну у меня из посуды только две железные кружки, – сказал Будимир, – так что предлагаю сначала чай заварить, а потом лапшу.

– А наоборот нельзя?

– Просто в лапше масло. А мыть… – Будимиру не хотелось нарываться на Пульхерию Ивановну (он не платил за комнату уже месяца три, а за коммуналку пять – вряд ли эта десятка уж очень её задобрит).

– Лан. – Волочай лениво приподнялся на локтях. – Ну а если у меня есть влажные салфетки?

Чайник щёлкнул готово.

– Уломал. – Будимир оглянулся. – Но тогда тебе с курицей, а мне с говядиной.

– Хозяин – барин, хах.

(– Необязательно превращать всё в тарантиновский диалог, Будимир.)

Засыпав по два пакетика на кружку, Будимир налил кипятка, накрыл какой-то доской и сел на кровать, и ссутулился. Со шкафа (вместо мольберта) на них смотрел гигантский – и всё не удающийся – Спас Нерукотворный.

– Как расследование? – спросил Будимир через плечо.

– Какое? А, это… Да, я уже позвонил чувакам.

– Каким чувакам?

– Сирисли? – С руками за затылком, Волочай приподнял бровь. – Ты чёт совсем заугорел, Будка. Бухал, что ли?

– Нет.

– Курил?

– Нет.

– Упарывался?

– Нет же!

– Врё-ё-ёшь…

У Будимира вдруг страшно (до неприличия) зачесался нос. Он стыдливо отвернулся и чесал его секунд десять.

– Нет, серьёзно, – обернулся он. – Ты знаешь, кто это сделал?

– Это стёб какой-то, да?

– Я серьёзно.

Волочай убрал руки с затылка, присел и вщурился своими татарскими щёлочками. Потом бухнулся обратно (руки – на затылок) и проговорил:

– Мы сделали, Будка.

Будимир внимательно, пристально посмотрел в это глумливое лицо – и вдруг рассмеялся как девочка.

– Ну придумал! Ха-ха-хя! Во даёшь! – И опять срывался на хи-хи, ха-ха и хо-хо: затем – медленно – посмотрел ещё раз и понял. – Что, реально?

– Агась.

(А лапша уже готовая была.) Будимир потянулся к кружкам.

– Извини, но у меня только ложки, – сказал он, протягивая.

– Да нормал! – Волочай уселся над едой как турок. – Кароч, напоминаю для солевых. Ты как-то раз сказал: «А прикольно было бы в монастыре иконы староверские повесить». Потом через пару месяцев на меня чуваки выходят – и прям как ты говорят: слово в слово – ты приколи?

Крайне сосредоточенно, Будимир обдувал намотанную лапшой ложку:

– Значит – ты подменил иконы?

– Не-е-е. Это ж ходить надо, делать чё-то. Я только сказал, как сигналку отключить и Гришку подкурил, хах.

– А глаз?

– Алиби. Я думал, ты сразу врубился

Только сейчас Будимир заметил, насколько сумрачно в комнате – он решительно отдёрнул занавеску. Свет вонзился в глаза (Волочай зажмурился), а комната обрела ещё более убогий вид.

– И чего ты припёрся тогда? – бросил Будимир (но решительность тут же пропала). – В смысле: не то что я тебе не рад…

– Ващет, у нас план был.

– Какой план?

– Сначала стрижём бабос с чуваков, которые иконы подменили, потом забираем у них наши иконы и возвращаем Бодуницкому, говорим, чтоб гнал лаве, а сами – продаём те угарные иконы коллекционерам.

– А как мы наши-то возвращаем?

– Ты сказал, чё-нибудь придумаем, хах.

Будимир подавился и снова засмеялся как девочка. Волочай заржал тоже (но осторожно – как бы подглядывая).

– Ну это как-то совсем по-мудацки, – сказал Будимир и допил бульон.

– В смысле? – Волочай давно уже сидел над пустой кружкой. – Ты ж у нас главный таф гай… Или как ты тогда в Туруханске говорил?..

– А! – фальшиво поддакнул Будимир и хлопнул по колену. – Когда в избе мороз пережидали?

– Ну да. И ещё партия эта была, азиатская. – Волочай ухмыльнулся нехорошо. – Помнишь эту девочку киргизскую, а? Помнишь? Я до сих пор забыть не могу. Вот за это реально совестно.

Будимир не выдержал и расхохотался (кровать затряслась вся):

– Тебе – совестно??

Волочай сентиментально сдвинул брови и замотал лицом:

– Ващет, я честный и справедливый.

– Ты?? Справедливый???

– Ну хорошо: с честным-то ты не споришь? Хах! – Волочай почесал хрустящую щетину. – Ну да. А ты тогда мне в Туруханске и говоришь: «Воля любое решение делает правильным».

Будимир хмыкнул (но как-то неловко):

– Ну – надо же было что-то сказать. – И кивнул на кружку. – Доставай свои влажные салфетки.

– Я что – педик, по-твоему, влажные салфетки таскать?

Довольно внимательно – Будимир его осмотрел:

– Да нет, наверное… А зачем соврал?

– Да хэзэ. Лапшу хотел прост.

Щёлкнув чайник, Будимир пропрыгал к рулону туалетной бумаги:

– Погоди, но я всё ещё не догоняю. Ты теперь видишься с чуваками и забираешь деньги?

– Не-е-е-ет, ты всё перепутал: видишься ты.

– Почему я-то?

– Ну ты ж за иконы шаришь.

Надраивая кружку туалеткой, Будимир (на секунду) задумался:

– А знаешь что… Скажи, чтоб они приходили в «Ионотеку» сегодня. Часов в десять – или типа того.

– А чё там?

– У друга концерт. Ну, он рэпер – помнишь, я говорил?

– А тёлки будут?

С акцентированной тяжестью, Будимир поднял взгляд:

– Нет, Чайка. Не будут.

 ЧШЧ

– Ты мне правду-матку не режь, и я те-

бе резать не стану.