Огонь быстро догонял нас, выметывал, словно огненные горы Гавайев, раскаленные глыбы, темневшие изнутри твердыми кусками. Попробуй не струсить. Держи глаза открытыми. Ты же не хочешь ничего упустить, когда…
Жестокий удар развернул нас. Я увидел, как, полыхнув, раскрылись глаза Мэриэнн. Я видел, как открылся в крике ее рот. Новое столкновение. Что-то ударило меня по шлему, потом еще раз, намного сильнее. Стекло треснуло и вылетело наружу с завывающим ревом.
Огненная рука протиснулась мне через глотку прямо к легким.
Времени хватило на один протяжный жуткий хрип.
И время кончилось.
А началось это, как обычно, однажды, черт знает, как давно…
О, прежняя жизнь была паршивой.
Но другой у нас не было.
До Конуса.
То субботнее утро было ясным и светлым, ни облачка на смуглом небе. Я встал раньше Конни, оделся, выпил кофе, позвонил Поли, разбудив его, и сказал, что, если ему интересно знать, что я нашел, можно встретиться через полчаса у южного входа в парк Амстеда.
— А попозже нельзя?
Еще секунда — и он заснет и продрыхнет, пока солнце не взойдет высоко, а воздух не превратится в пар.
— Эй, Поли, нашему миру приходит конец. Тебе пока нормально?
Я сел в машину и выехал, даже не попытавшись подняться наверх и растолкать Конни. Опустил стекло и погнал с превышением скорости по фривею на Ай-40 мимо аэропорта, добрался за семнадцать минут, может даже немного быстрее, напевая на ходу идиотскую старую песенку скейтбордистов, и с удивлением обнаружил, что Поли уже ждет меня.
Дул прохладный ветерок. Поли выключил дурацкий древний хеви-метал, гремевший в его машине.
— Новость должна быть чертовски стоящей, — сказал он.
— Пойдем пройдемся, старина!
Когда мы зашли в тень деревьев, запыхавшись от усилия не отстать друг от друга, он воскликнул:
— Так что там такое, черт возьми?
Я развернулся, пошел, пятясь, поскользнулся на хвое, так что ему пришлось меня подхватить.
— Конус аннигиляции, Поли! Конец света. Через каких-нибудь восемнадцать лет!
— Хороша шуточка, Скотт.
Я остановился и подождал, пока он встанет ко мне лицом. И
рассказал ему, что обнаружил прошлой ночью на моем маленьком незаконном серверном зонде. Конус Шоватского, тонкий как иголочка, всего в нескольких секундах дуги, протянувшийся в небе от Глизе-138 до конца света, стирая на пути звезды и галактики.Смешно было видеть, как меркла ухмылка Поли. Наконец:
— Скотт, подлый ты ублюдок! Не смешно.
Я сказал:
— Распечатка у меня в машине, Поли. Я покажу после прогулки, — и, повернувшись, зашагал по тропинке.
— Подожди! — сказал он. — Скотт, как, черт побери, ты его обнаружил?
Я рассказал.
Еще один недоверчивый взгляд.
— Ты дашь мне копию этой твоей программы?
Я покачал головой:
— Я пользовался железом HDC и линиями цифровой связи. Ты непременно попадешься. — Я начал спускаться по длинному крутому склону к ручью Крэбтри.
— Ладно, предположим, это правда. Что дальше?
— Черт, откуда мне знать? Восемнадцать лет? Нам будет чуть не по семьдесят. Мой отец умер в семьдесят один.
Верно.
— Какого черта этот долбаный Конус нацелился на Землю? Мы что, схлопнули его волновую функцию своими телескопами и прочей дрянью?
Он сказал:
— Перст Господа.
Ладно.
— Поли, давай мы с тобой будем и дальше притворяться атеистами, а? Зачем?
— С какой, говоришь, скоростью он к нам движется?
— Этак на волос ниже световой.
Он сказал:
— Изящно выражаешься, Скотт. Так. Острие Конуса приближается со скоростью чуть ниже световой. А на планковскую длину дальше к нам с той же скоростью приближается кольцо Конуса, только с релятивистским отставанием. За ним, еще на планковскую длину дальше, следующее кольцо.
Я споткнулся о корень и чуть не ткнулся носом в землю, удержавшись о липкий от сока ствол. Чешуйки коры остались у меня на ладонях.
— Стало быть, это не тонкий конус, а толстый?
Он кивнул:
— Или, может, плоскость, развернутая от нас…
— Что может погнать плоскую волну через всю Вселенную, гнобя звезды?
Он фыркнул, подавив смешок:
— Чтоб я знал. Плохой фантаст в поисках сюжета?
Мы с ним много лет собирались написать книгу о писателе-фантасте, по ошибке ставшем богом. Так и не написали, потому что Поли считал сюжет глупым и не хотел его разрабатывать. Я сказал:
— Знаешь, если эта штука обладает малейшей римановой кривизной, она обернута вокруг неба за звездами.
— Глупости. Откуда тогда директория? Почему мы вообще видим этот Конус в конкретной части неба?
— Гейзенберг? Квантовые осцилляции?
Мы помолчали, переходя ручей по шаткому металлическому мостику, выкрашенному зеленой краской, — тому самому, который недавно сорвало с опор ураганом «Фрэн», — а потом Поли заговорил:
— Итак, острие Конуса будет здесь через восемнадцать лет, и что? В небе вдруг появляется черная точка, звезды быстро расширяются, попадая в световые кольца, начинают взрываться, а там и Солнце…
Подумать только, фантастический сюжет вдруг станет реальностью, когда мне будет шестьдесят восемь лет — если я столько проживу.
— И что случится, если Солнце погаснет?