Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Но действие происходит не в далеком дистопичном будущем, термин не имеет прямого отношения к реальности, являясь лишь бюрократическим штампом: рассказчик использует выражение «жилой массив» как фигуральную замену термину «микрорайон». Правда, конечно, где-то посередине между буквальной абсурдностью термина и фигуральным клише. Как и в прозе Платонова, повседневная реальность персонажа показана в смеси абсурда и клише.

Использование Стругацкими стилистических приемов Платонова, хотя и не повсеместное, заслуживает упоминания из-за своей тематической важности. Об использовании Платоновым языка Иосиф Бродский написал, что «… можно сказать с одинаковой долей истины, что [Платонов] подвел русский язык к семантическому концу, или — более точно — он открыл конец философии, неотъемлемый от этого языка».[55] В конце концов, в Москве Сорокина может быть некая «языковая энтропия».

За Булгаковым

Как мы видели, встреча Сорокина с обладателем партитуры труб, возвещающих наступление Апокалипсиса, происходит в кафе под названием «Жемчужница». Если отвлечься от забавной и липкой несообразности — называть городскую столовую в городе, расположенном далеко от моря, в честь морской драгоценности, — что, очевидно, является широко распространенной в мире практикой, — можно выявить отсылки, ведущие от названия кафе к литературным и философским целям Стругацких.

Поскольку поверхностный сюжет романа может быть понят и без этих отсылок, Стругацкие стараются придать добавочное измерение фантастическому сюжету. Название кафе — часть сети отсылок к важному гностическому мотиву, появляющемуся в нескольких поздних романах Стругацких. Гностический символ жемчужины также связывает Стругацких с их наиболее значимыми предшественниками в области российской апокалиптической литературы, а именно — Андреем Белым и Михаилом Булгаковым.

В христианской традиции жемчужина появляется в Библии, в Евангелии от Матфея (13:45):

«Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, нашел одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее.»

Эта притча подразумевает, что некоторые люди отвечают посвящением от всего сердца на призыв Иисуса, желая только получить то, что он приносит. Трудно увидеть, что у этой притчи общего с событиями, случившимися с повествователем в повести «Хромая судьба».

Впрочем, есть и другой источник значений, ассоциирующихся с жемчужиной, который служит подтекстом для произведения Стругацких более одного мгновения. Это гностические Евангелия.

Гностическая «ересь» представляет собой наиболее ранний и наиболее заметный вызов установлению православного христианства и католического (всемирного) канона, который явно господствовал. Хотя гностицизм как альтернативное религиозное движение был тщательно подавлен к третьему столетию Р.Х., а тексты с изложением гностического кредо в буквальном смысле слова ушли в подполье, движение это полностью никогда не исчезало.

В гностических учениях жемчужина получает сложное символическое значение — в потической притче «Гимн Жемчужине».

Возможно реконструировать апокрифический подтекст для сцены в московском кафе, если мы рассмотрим контекст, в котором образ жемчужины встречается в двух других произведениях Стругацких. В набросках Сорокина к роману «Град обреченный» встречаются отголоски образов из «Гимна Жемчужине».

Также в романе «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя», опубликованном лишь двумя годами позже романа «Хромая судьба», присутствует целое рассуждение о значении жемчужницы.

«Гимн Жемчужине» относится к «Деяниям апостола Фомы», которые, в свою очередь, являются ныне частью кодекса Наг Хаммади. Эффектная находка в 1945 году тайника с апокрифическими манускриптами 1–2 веков, написанными на коптском (древнем языке египетских христиан) вдохнула новую жизнь в дискуссии о Христе как историческом персонаже и о влиятельных альтернативных течениях, основанных на Его учении, пышно расцветавших на протяжении по крайней мере трех столетий после Его смерти.

В Советском Союзе и Восточной Европе научные и полупопулярные отрывки и толкования гностических текстов были в моде. Они читались образованной публикой, умеющей отделять официальную интерпретацию и находить религиозные и политические истины между строк.[56]