Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Управление, с другой стороны, — управляемая мужчинами бюрократия, посвященная изучению Леса. Каждый в Управлении втянут в мощную сеть правил и ограничений, которые давно уже вышли за пределы эффективности в дегуманизирующий мир кафкианского абсурда. Здесь смертельная органическая плодородность Леса встречается со злом гипертрофированной технологии и жесткой, механизированной социальной структуры. Перец, главный герой, попавший в ловушку этого мира, постепенно затягивается механизмом Управления, и в конце концов становится его Директором — что кратко изображается подписанием противоречивого и убийственного приказа «…сотрудникам Группы Искоренения самоискорениться в кратчайшие сроки».

Враждебная советская критика, сопровождая появление части «Перец» в 1968 году, основывалась на невысказанном утверждении, что Управление, описанное в романе, является злонамеренной насмешкой над советской бюрократией. Непривычный сюрреалистический стиль Стругацких был принят многими критиками за попытку отвлечь цензуру от скрытых антисоветских аллегорий.

Западные критики тоже восприняли антисталинистский или антитоталитарный уклон романа, но правильно поняли, что у Леса и Управления значение глубже, чем просто политическая уловка для прохождения цензуры. Можно увидеть основную политическую и этическую тему, лежащую под конфликтом двух воображаемых миров: реакция Переца на подавляющую властную структуру может быть интерпретирована как соответствие; в то время как Кандид отказывается сдаться — героический, но бесполезный жест, делающий его чем-то вроде «святого-блаженного». Оба главных героя пытаются защитить этическую позицию в современных структурах (доведенных до крайности), делающих их этические принципы почти устаревшими.

Далее, можно увидеть в Кандиде и Переце представителей советских интеллектуалов, попавших между своими соотечественниками, не доверяющими им, с одной стороны, и правительством, подавляющим их — с другой.

Другой аспект романа, который большая часть критиков, по-видимому, пропустила, — идентификация мира Леса с нацизмом. Фактически, сравнение сталинизма и фашизма накладывается на симметрию противопоставляемых в романе мужского и женского миров.[76]

Чтобы осмыслить множество противоречивых и незавершенных интерпретаций, предложенных во время публикации романа, необходимо более внимательно взглянуть на необычный выбор образности, присущий этому произведению.

Вопрос, поднятый Дианой Грин в ее статье «Мужское и женское в „Улитке на склоне“» («Male and Female in The Snail on the Slope») более уместен для нашего понимания места данного произведения в творчестве Стругацких в целом. Почему Стругацкие, по-видимому, уравнивают борьбу интеллектуала против авторитарной власти с борьбой мужчин против взявших верх женщин? (Грин, с.106). Ее статья «документально подтверждает» «… буквальную войну полов между патриархальным Управлением и матриархальным Лесом». Две женщины, имеющие значение в Управлении, в котором доминируют мужчины, «…более похожи на враждебные силы природы, чем на человеческих существ. Фактически, эти два персонажа приближаются к стереотипам женщины: Рита вызывает в уме отказывающую Суку-Богиню, а Алевтина предполагает поглощающую мать, желающую превратить всех людей в зависимых детей» (Грин, с.101). Грин находит, что три женщины, правящие Лесом, не просто стереотипы; они воплощают три женских архетипа — девы, матери и старухи.

Сам Лес, как гео-биологическая сущность, описан в терминах женского — вполне отталкивающих. Когда Перец приезжает в Лес для знакомства с ним, он обнаруживает отвратительные сточные ямы. Как указывает Грин, Стругацкие называют такую яму «маткой», и она «щенится», ее отпрыски подобны щенкам.

«Клоака щенилась. На ее плоские берега нетерпеливыми судорожными толчками один за другим стали извергаться обрубки белесого, зыбко вздрагивающего теста, они беспомощно и слепо катились по земле […], разбредаясь и сталкиваясь, но все в одном направлении, по одному радиусу от матки, в заросли…»[77]

Более того, для Грин просто показать, что «…все мужчины в романе относятся к женщинам по одному из трех нездоровых шаблонов: они могут попытаться контролировать женщин, деградируя их, как поступают менее чувствительные работники Управления (символически — Управление строит латрины на скале, возвышающейся над Лесом); они могут позволить женщинам молиться на себя, платясь душой, как делают Перец и Квентин; наконец, они могут отказываться от женщин и избегать сексуальных отношений — таково решение Кандида (единственное, которое Стругацкие одобряют).»[78]