Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Предположительно, в мире будущего, показанном Стругацкими в цикле истории будущего, геополитическая ситуация резко изменилась, но Россия по-прежнему занимает культурную позицию на распутье между Европой и Азией. Российская литература модерна, которая является прообразом образности истории Майи, была связана с поисками равновесия (или синтеза) между «азиатским» и «европейским» аспектами судьбы России, чтобы выковать новое, утопическое будущее.

Мужская и женская топография

Но мы оставим в покое лес, мы ничего не поймем в лесу. Природа вянет как ночь. Давайте ложиться спать. Мы очень омрачены.

А.И.Введенский

«Улитка на склоне» сначала была опубликована как два раздельных коротких произведения — в разные годы и в разных изданиях. Главы 2, 4, 7, 8 и 11 полного текста романа были опубликованы в сборнике «Эллинский секрет» в 1966. Главы 1, 3, 5, 6, 9, 10 были опубликованы в сибирском журнале «Байкал» двумя годами позже. Последняя часть в особенности была подвергнута враждебной критике со стороны идеологически консервативных критиков. Публикация была отложена, и многие годы варианты романа «Улитка на склоне» циркулировали только в виде самиздатовских копий.

Атака, нацеленная на Стругацких защитниками социалистического реализма при Брежневе была, по сути, банальной и предсказуемой, и значимость идеологического спора для литературного климата тех лет была хорошо проанализирована Дарко Сувином (Darko Suvin).[74] И критики, и поклонники были согласны, что Стругацкие отошли от привычной прямой формы приключенческого стиля. Роман был воспринят как более сюрреалистический, нежели научно-фантастический, ближе к Кафке, чем к Булгакову. Один из хорошо относившихся обозревателей в англоязычном издании увидел «кафкианскую мрачность… соединенную с бессмыслицей Кэрролла». И наоборот, обозреватель советского литературного журнала «Литературная газета» — как часть официальной кампании против романа — в 1969 году сожалел, что многие читатели попросту не могут понять последние работы Стругацких.

Неофициальные опросы, проводимые поклонниками Стругацких в своей среде в 1991–1992 годах отнесли роман «Улитка на склоне» к наиболее удачным произведениям Стругацких. Это также единственный роман Стругацких, вызвавший — по крайней мере, на Западе — хорошо обоснованные феминистские опровержения.[75]

Похоже, что в этом романе авторы отказались от удобного для чтения и популярного жанра ради более усложненного символического стиля. В ретроспективе, как исключение, «Улитка на склоне» подтверждает правило: освобожденный от условностей детективной и приключенческой литературы (крепкий напряженный сюжет) и от эмпирического «научного» характера (логически мотивированные диалоги и действия в фантастических обстоятельствах), наиболее экспериментальный роман Стругацких содействует дуальными декорациями наиболее мощному погружению в роман. Шизофренические декорации романа показывают тот же самый композиционный принцип, который мы обнаружили в произведениях, рассмотренных в предыдущих главах. Почти все культурные и философские мотивы, которые, как мы обнаружили, зашифрованы в поздних произведениях, уже представлены в романе «Улитка на склоне» (1966 год).

В романе пересекаются истории двух главных героев, которые (герои) никогда не встречаются. Оба — интеллектуалы, прибывшие по ошибке в мир романа из какого-то места, которое в разговорах именуется Материком. Поскольку действие романа происходит в сюрреалистическом, дистопическом мире, Материк представляет, в подтексте, эмпирическую реальность и гуманистическую культуру: точка отсчета, в соответствии с которой герои борются и — в начале — пытаются сориентироваться.

Мир, описанный в романе «Улитка на склоне», разделен на две антагонистичные сферы: Лес и Управление.

Лес — фантастически плодородная, биокибернетическая сущность, управляемая партеногенетически размножающимися женщинами. Один из главных героев, Кандид, приземлился в Лесу. Он поселяется в одной из деревень рядом с вечно вторгающейся растительностью Леса. Жители деревни женят его на местной девочке Наве. Кандид заботится о Наве как о приемной дочери. Мирные жители деревни описаны как примитивная культура, хотя и не столь «до современная», как постцивилизация: некая деградировавшая культура по сути честных и псевдонародных идиотов. Близость к лесу почти делает жителей деревни более растениями, нежели людьми: они едят «сырные» ломти вездесущего мха; они потеряли всю культурную память и интеллектуальную остроту. Только слабое сопротивление, иногда оказываемое ими «мертвякам», которые посылаются из Леса забирать женщин, поднимает жителей деревни над полностью растительным существованием.