Апокриф

«Нашлись же предатели среди «своих», — рассуждал Тиоракис обдумывая свое положение. — Один, Бинокуляр, гнида очкастая, чего стоит! Через некоторое время установят более или менее весь штат «пятерки», проанализируют, сопоставят… Если я буду оставаться здесь, рано или поздно придут за мной, потащат на допросы. Борода бородой, а манера говорить… голос? Если мне устроят очную ставку с той же Альгемой, или Рептом? Все! И доказывай потом, что это я Острихса предупреждал, что это кто-то другой его подставил и подбросил что надо и куда надо… Вот, кстати, интересно! Кто? Мамуля молодец, конечно! Надо отдать ему должное: подстаховался. Ни словом, ни намеком не обмолвился! Но, все-таки, кто? Репт? Нониа? Майфет?…Да кто угодно может быть! Хоть та же Альгема! Молодец Мамуля! Профессионал. И смылся вовремя, только поэтому меня еще и не достали. А может, не смылся? Может, его уже и нет? Ведь президенту, особенно бывшему, он совсем не нужен. Даже опасен. И я ему опасен. Да и не только ему. Одним словом, опять между двух огней! Ну, что ты будешь делать! Сам виноват. Как говорят, сапер ошибается только два раза. Первый — когда решает стать сапером. Нет нельзя здесь больше оставаться. Бежать нужно!..»

* * *

В маленьком горном отеле никто не спросил у него документа, и он записался в книге постояльцев под девичьей фамилией матери — Варбоди. Хвост из фамилии Тиоракис удалось обрубить только после высадки на железнодорожном вокзале, поскольку без предъявления паспорта билеты на поезда дальнего следования не продавали и в вагон не сажали, а хорошей «липы» у него не было. Потом он почти восемь часов ехал на автобусе до городка в предгорьях, потом еще четыре часа до горного курортного поселка, потом на такси до этой гостиницы, построенной на самой границе лесной зоны, где из-за последнего поворота уходящей вверх долины уже показывал грязный растрескавшийся кончик языка недалекий глетчер.

Здесь его никто не знал, и можно было не опасаться, что смогут скоро найти, но все равно это был тупик, угол.

* * *

Стоя на самом краю каменного обрыва, загипнотизированный вулканическим бурлением воды в каменном котле, он очередной (который уже!) раз за последние дни пытался оценить свое непрерывно ухудшавшееся положение.

Вчера вечером, когда Тиоракис вернулся в гостиницу после обычного блуждания по горным тропинкам, хозяин, очень словоохотливый по причине отсутствия достаточного количества хлопот, тут же поделился с ним сенсационными новостями:

— Господин Варбоди! Вы знаете, стала известна настоящая фамилия этого негодяя!

— Которого? — спросил Тиоракис, будучи вполне уверенным, кого имеет виду горный старожил.

— Того, который подвел под нож нашего Острихса!

«Смотри-ка ты! — не забыл в мыслях съязвить Тиоракис. — Уже и «нашего»! Быстро! Прямо-таки подвел и прямо-таки под нож! Много ты понимаешь!»

— Ну! Быть не может! — произнес он вслух.

— Очень даже может! Тиоракис его фамилия!

— Да? А как это стало известно?

— Да очень просто! Анонимное письмо! Прямо в ЧСК!

— М-м-м… Но, ведь Тиоракисов в стране, может быть, тысяч сто!

— Верно, верно, господин Варбоди! Но они уже проверили. Был такой тип в Пятом департаменте. А сейчас сбежал! Почему?

— Все равно это как-то… Ну, непрочно, что ли… Многие сбежали.

— И снова вы правы, господин Варбоди. В новостях тоже говорили, что это еще не окончательные выводы, но через несколько дней все станет совершенно ясно… Смотрите новости! Через полчаса очередной выпуск…

* * *

«Ну, просижу я здесь еще какое-то, может быть, довольно длительное время… Это, если у хозяина не возникнут какие-нибудь подозрения и он не заявит на меня в полицию… Денег хватит, наверное, на полгода… А потом? За кордон? Глупости! Сейчас на границе любого Тиоракиса наизнанку выворачивать будут. Сдаваться? Чтобы на долгие годы совершенно ни за что сесть в тюрьму? Начать оправдываться, рассказывать, кто есть кто? Придушат в камере! Или просто проигнорируют. Все роли в этой сказке уже распределены и меняться ими никто не заинтересован. Все очень хотят, чтобы главным и желательно, единственным негодяем был провокатор Тиоракис, сотрудник пятого департамента ФБГБ. Единственный способ как-то оставить это дело в подвешенном состоянии — исчезнуть. Чтобы никаких допросов, никаких очных ставок, никаких экспертиз, никаких судебных решений… Тогда версии останутся версиями, и всегда найдутся те, кто будут ставить официальное мнение под вопрос… Слабое утешение, в том числе и для моих родных, на которых станут пальцами показывать. Впрочем, без крепких юридических оснований, именно мою персону связать с этим делом будет сложно… Ну, был там какой-то Тиоракис… А какой именно? Исчезнуть… Легко сказать…»

Он сунул руку за спину под куртку и достал из-под поясного ремня небольшой короткоствольный револьвер, оружие ближнего боя. Был у него такой еще со времен «плясок с баскенцами». Подарок Крюка, нигде не зарегистрированный и никем не учтенный.