Аполлинария Суслова

Проклиная, решился я перевестись из Брянска в другой город (Елец), думая, что на новое место она переедет. Она же была оч[ень] тщеславна, любила новые знакомства, везде бывать, говорить, блистать умом (была чрезвычайно начитанна и остра в суждениях) и на что я рассчитывал: ибо настоящей, так сказать, материальной причины не было никакой для ссоры. Переезжаю. Отказ. Чтобы разжалобить, пишу ей, – в каком же я глупом положении, несносном и безвыходном – в 33 года муж и без жены. На это она мне отвечала: «Тысячи людей в вашем положении – и не воют. Люди не собаки. А. Розанова». Не знаю, что последнее значило слово. Я всегда был впечатлителен. Новый город, труд новый, люди – произвело во мне ощущение, как бы я вырвался из раскаленной печи на воздух – и вздохнул. Скучно, неловко было без жены; но отрезвил меня в положении, через год, длинный разговор с И. Ф. Петропавловским[254], человеком духовного образования и широкого развития, чрезвычайного ума и уравновешенности. Он был учитель же, очень меня любил, был истинно мудр, и, все подробно ему рассказав, я спросил его совета, мириться ли мне с нею (т. е. пытаться ли еще звать). Он только спросил: «А не лезли ли и Вы на стену: ведь Вы – огонь». – «Ну представьте: вот я – желчен, вспыльчив; но в отношении к ней только одной я “дура” никогда не сказал и во всем был покорен, клянусь!» – «Не миритесь, ничего не выйдет». Он был необыкновенно мудрый, а главное – благоразумный, зоркий человек. Слово его, такое ясное и твердое, – так и кончило. Город, я говорю, меня уже успокаивал. Теперь я закрыл крышку в сердце. Просто я был измучен, в уме своем запуган, – и мне надо было на кого-нибудь опереться, чтобы решиться. Как мне сказал, – так я и стал замуровывать сердце: «Кончено, кончено! И никаких бережений, новых ран – ничего!» Научные занятия, люди, уроки – пошло колесо; холодное, но хоть без позора.

В. В. Розанов – Антонию, митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому. С. 696.

Когда все мне сказали, что она, очевидно, душевнобольная (у нее не б[ыло] другой болезни, кроме хронической опухоли яичников) и если я еще буду искать с нею сблизиться и, б[ыть] может, найду ее, – может кончиться жизнь очень худо, хуже, чем разлука, – я стал просить перевода в другой город, и меня перевели в Елец. Здесь я как бы проснулся: удивительно важны перемены места и людей: проснувшись, я забыл даже, что женат, что пережил 5 лет мучительной драмы; я проснулся и вздохнул от прошлого, как от перенесенного тифа или скарлатины.

В. В. Розанов – А. С. Глинке-Волжскому. С. 114.

Ранее того, перейдя служить из Брянска в Елец, Розанов звал к себе жену жить, надеясь, что на новом месте, среди новых людей и обстановки, жизнь пойдет ровнее, но в грубых и жестоких словах она отказала ему в этом: «Тысяча мужей находятся в вашем положении (т. е. оставлены женами) и не воют – люди не собаки», – ответила она. Ее отец, к которому также Розанов обращался с просьбою повлиять на дочь и побудить ее вернуться к мужу, отвечал: «Враг рода человеческого поселился у меня теперь в доме, и мне самому в нем жить нельзя». Старика-отца, за 70 лет, она постоянно подозревала, что он женится, и в этом смысле оговаривала его перед знакомыми своими и его.

В. В. Розанов. Справка для канцелярии Синода по личному семейному вопросу // Гроссман Л. П. Путь Достоевского. С. 150.

Много времени спустя писал я и ее отцу, почтенному старику (теперь умер)[255]; он отвечал мне кратко: «Сатана и враг рода человеческого поселился ко мне в дом: на шестом десятке лет не имею покоя и обвиняюсь в позорнейших намерениях, которые мне приписываются; но да будет воля Божия. Любящий Вас Суслов». И он, как я, скорее, боялся ее. Была же она женщина не очень проницательного ума, но гордого, безудержного, фанатического и на который слово убеждения действовало, как вода на керосин; единственный способ был – никогда и ни в чем ей не возражать; так и отец поступал, во всем с ею теряясь, и я думаю, эта уступчивость развила в ней презрение как ко мне, так и к отцу (ее). Но в характере этом была какая-то гениальность (именно темперамента), что и заставляло меня, напр., несмотря на все мучение, слепо и робко ее любить. Но я был до того несчастен, что часто желал умереть, «только бы она жила и не хворала». А она была постоянно здорова, сильна и неутомима.

B. В. Розанов – Антонию, митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому. C. 695–696.

15 августа, вечером. Суббота [1886]

Сегодня я получила письмо от тебя, дорогой друг мой. Отчего ты так волнуешься? Хвастался своей молодостью и силами, дающими возможность переносить страдания, какие только можно встретить в браке со старой постылой женой, и не можешь спокойно перенести пустяков. Будь мужчиной, а не бабой; снявши голову, о волосах не плачут.