Аполлинария Суслова

Дневник застает А. Суслову в Париже. Она здесь ведет обычный образ жизни русской студентки: посещает лекции, музеи, встречается с русской и французской учащейся молодежью и политической эмиграцией; внешне ведет открытую светскую жизнь. Душевная жизнь, однако, заполнена тревогой. Она поджидает приезда Федора Михайловича из Петербурга, но он не едет, будучи занят литературными делами и связан болезнью жены. В это время Суслова знакомится с молодым доктором-иностранцем. В этом человеке, насколько можно уловить по записям дневника, резко выражены черты мужчины, лишенного духовных качеств, но, вопреки этому, пользующегося успехом у женщин. Как-то безотчетно, точно под гипнозом, тянется к нему заброшенная в Париж, в нездоровую атмосферу столицы мира – Суслова. Трудно проникнуть в тайну ее переживаний, только к моменту приезда Достоевского в Париж (авг. 1863 г.) А. Суслова уже была близка другому. Она пыталась задержать приезд Достоевского, писала ему, что уже «поздно», но Достоевский приехал, ничего не зная о происшедшем. Во время тяжелого свидания после приезда он узнает все. Достоевский пытается убедить Суслову, что ее увлечение поверхностно, что это чисто чувственный порыв и что ей надо немедленно уезжать из Парижа. К этому времени назревает в душе Сусловой новый кризис: она убеждается, что любимый ею доктор, добившись ее близости, охладевает к ней и начинает избегать ее встреч. В ней задето чувство собственного достоинства, и она прозревает; но чувство любви настолько сильно, что она не в силах сразу оборвать эту связь. Тут она обращается снова к Достоевскому. Во время нового свидания ему удается убедить ее ехать с ним в Италию, с ним «в качестве друга и брата».

Бем А. Л. «Игрок» Достоевского (В свете новых биографических данных). С. 381.

…Спустя две недели[25] Достоевский получил письмо, в котором Полина уведомляла его, что любит француза, с которым познакомилась в Париже. «Все между нами кончено, – писала она отцу. – Ты сам виноват. Зачем ты оставлял меня так долго одну». Достоевский прочитал письмо и, как безумный, помчался в Париж. Впервые в жизни попавший за границу[26], он проехал, не останавливаясь, через Берлин и Кельн. Когда позднее он вернулся на берега Рейна, он принес свои извинения кельнскому собору, что не заметил его красоты. Полина приняла его холодно, заявила, что нашла, наконец, свой идеал мужчины и не собирается возвращаться в Россию, ее французский возлюбленный страстно ее любит и она очень счастлива[27]. Мой отец всегда уважал чужую свободу и не делал разницы в этом отношении между мужчиной и женщиной. Полина не была его женой, не давала клятвы; она отдалась добровольно и была, таким образом, вольна взять назад свое расположение. Мой отец подчинился ее воле и не пытался больше ни говорить с ней, ни видеть ее. Видя, что в Париже ему больше нечего делать, Достоевский поехал в Лондон, чтобы встретиться там с Александром Герценом[28]. Тогда ездили в Англию к Герцену, как позднее к Толстому в Ясную Поляну. Отец мой был далек от того, чтобы разделять революционные идеи Герцена; но этот человек интересовал его, и он воспользовался возможностью с ним познакомиться. Лондон показался Достоевскому гораздо интереснее Парижа. Он остался там надолго, основательно его изучил, восторгался красотой молодых англичанок и утверждал впоследствии в своих путевых заметках, что они являют собой совершеннейший тип женской красоты. Это пристрастие Достоевского к англичанкам очень характерно. Русские, путешествующие по Европе, интересуются особенно француженками, итальянками, испанками и венгерками. Англичанки большей частью оставляют их холодными; мои соотечественники находят их «слишком тощими». Вкус Достоевского, очевидно, был в меньшей степени восточным, и красота молодых англичанок заставляла звучать норманнскую струну его литовского сердца.

Наконец мой отец вернулся в Париж и, услышав, что его друг Николай Страхов тоже собирается за границу, предложил ему встретиться в Женеве и вместе поехать в Италию[29]. В этом письме есть удивительные строки: «…Пройдемся по Риму, чего доброго, приласкаем молодую венецианку в гондоле»[30]. Подобные высказывания почти не встречаются в письмах моего отца. Вероятно, Достоевскому тогда необходимо было любовное переживание с какой-нибудь женщиной, чтобы реабилитировать себя в собственных глазах и доказать самому себе, что его тоже можно любить. Но «молодая венецианка в гондоле» не встретилась друзьям во время их путешествия, и сердце Достоевского принадлежало Полине. Однако он отказался сопровождать Страхова в Париж, где мог бы встретиться с ней, и вернулся один в Россию. Впечатления от этого первого путешествия он описал в журнале «Время».