«Аполлон-8»

Йегер спросил, что за предложение, Андерс ответил. Полковник, не терпящий дерзости, не стал терять время и немедленно пустил в ход все свое влияние: звонил, нажимал на нужные рычаги и всячески пытался добиться того, чтобы Андерса исключили из программы подготовки астронавтов. Успеха он не добился, однако слухи о кампании Йегера достигли Андерса и изрядно его напугали. Входило ли это в планы Йегера – неизвестно, но молодому пилоту пошло на пользу.

Премудрости астронавтов Андерс постигал с удовольствием, к тому же времени на это было достаточно: 13 астронавтов в третьем наборе помимо него плюс девять из второго и четверо, которые уже летали, из первого – в ближайшее время полеты ему не грозили.

Каждому новому астронавту надлежало выбрать несколько специальностей, и Андерс сосредоточился на лунной геологии и защите от радиации. Однако по большей части он решил стать экспертом по лунному модулю. Отчасти им руководило честолюбие, но к этому примешивалось и восхищение причудливым маленьким аппаратом. В некотором отношении LM походил на него самого: модуль не нарушал ни единого принципа летной конструкции, но искусно применял их на практике – творчески, дерзко, изобретательно. Самой заветной мечтой для Андерса был полет на LM, даже если его придется сначала испытать на околоземной орбите.

К этому времени молодой астронавт уже усвоил главное: если ты изучил лунный модуль, то упустить шанс высадки на Луну можно только одним способом – серьезно напортачить. И после дерзкой выходки с Йегером, едва не стоившей ему карьеры, Андерс не собирался совершать такую же ошибку.

* * *

Ухватиться за безумный шанс, достойный Безумного Шляпника, и предложить лунный полет на столь раннем этапе программы – на это у Джорджа Лоу были многочисленные причины. О некоторых он мог говорить, о других предпочитал молчать. Неумолимое приближение сроков и проблемы с лунным модулем ни для кого не были тайной. Ворчание Конгресса, пекущегося о бюджете, – тоже.

Была еще одна, впрочем мало кому известная, проблема, связанная с Советским Союзом. Гибель экипажа «Аполлона-1» сказалась на космических делах обеих стран. Вечером в день пожара советский посол Анатолий Добрынин, питавший любовь ко всему, связанному с космосом, независимо от эмблемы, нарисованной на борту, будь то серп и молот или звездно-полосатый флаг, присутствовал на приеме в Белом доме, где праздновали подписание документа, известного как Договор о космосе, хотя его полное название было «Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела». Первыми его подписали США, Великобритания и СССР, к договору могла присоединиться и любая другая страна, согласная выполнять его условия. Главные положения договора обязывали стороны не предпринимать действий по милитаризации космоса, а также оказывать необходимую помощь космическим пилотам, приземлившимся на их территории, и немедленно возвращать на родину вместе с космическим кораблем.

Прием в Белом доме был обязательным мероприятием – впрочем, Добрынин посетил бы его в любом случае, хотя бы для того, чтобы встретиться с приглашенными американскими астронавтами. К концу приема стало известно о трагедии на мысе Кеннеди; Советы с их «острым слухом» и широкой разведывательной сетью узнали о новости раньше, чем о ней было публично объявлено. Добрынин на следующий день написал Линдону Джонсону и выразил искреннее сожаление.

Однако соболезнования по поводу гибели экипажа «Аполлона-1» вовсе не означали, что Москва откажется воспользоваться шансом. Приостановка американской космической программы открыла Советам дорогу, пусть и на ограниченное время, и к лету 1968 г. они прошли большую ее часть. Разведывательная сеть, на этот раз американская, доносила, что советские космические инженеры активно испытывают пилотируемый корабль «Зонд», планируя запустить следующие два корабля – «Зонд-5» и «Зонд-6» – к Луне с целью облететь ее и вернуться на Землю. Не планировались ни высадка на Луну, ни даже выход на окололунную орбиту – и все же полет стал бы первым путешествием к Луне и обратно, а это значило бы, что обратную сторону Луны могут первыми увидеть русские глаза. И пусть (по крайней мере, в случае «Зонда-5») это будут глаза мыши, букашки или хомяка: если животные выживут, то к Луне полетят и космонавты – и даже, вполне возможно, еще до конца года.

Лоу от такой мысли скрежетал зубами, мысли кипели, и в результате родилась гениальная идея. Решение поделиться рискованным планом в первую очередь с Гилрутом и Крафтом было тщательно продуманным. Оба находились в НАСА на нужном руководящем уровне: не очень высоко, так что должность предполагала творческий подход к проблемам и планированию полетов, но и не очень низко, так что оба входили в состав руководящей элиты, участвующей в принятии окончательных решений. Это значило, что при докладе о новом плане руководителю НАСА Джеймсу Уэббу мнение Гилрута и Крафта будет весить не меньше, чем мнение Лоу.