Апологеты. Защитники Христианства

В первых восьми главах «Разговора с Трифоном» Иустин рассказывает, как он в Ефесе случайно познакомился с Трифоном, философствующим иудеем, который заинтересовался его философским плащем, и как вследствие этого завязалась между ними продолжительная беседа. На вопрос Трифона какого философского направления он держится, Иустин рассказал (гл. 2–8) историю своего обращения в христианство после продолжительного искания истины у философов и заключил ее словами, что христианство есть «единая, твердая и полезная философия». Выслушав это повествование, Трифон, верный своим философским симпатиям и приверженности к иудейству, сказал с улыбкою: «Я одобряю иное из того, что ты говорил, и удивляюсь твоей ревности о божественном, но лучше было бы тебе следовать философии Платона или кого другого и жить в подвиге терпения, воздержания и целомудрия, нежели обольщаться ложными словами и следовать людям ничего не стоющим. Ибо когда бы ты оставался верен тем философским началам и жил неукоризненно, то оставалась бы еще надежда лучшей участи; но теперь, когда ты оставил Бога и возложил надежду на человека, какие средства спасения остаются для тебя? Поэтому, если хочешь послушаться меня (ибо я смотрю уже на тебя, как на друга), то сперва прими обрезание, потом, как узаконено, соблюдай субботу и праздники и новомесячия Божии и вообще исполняй все, написанное в законе, и тогда, может быть, тебе будет милость от Бога. Что же касается Христа, если Он родился и находится где-нибудь то Он неизвестен другим, и ни сам себя не знает и не имеет никакой силы, доколе не придет Илия, не помажет и не объявит Его всем. А вы, христиане, приняли ложный слух и вообразили себе какого-то Христа и ради Его так безрассудно губите вашу жизнь» (гл. 9).

Эти слова Трифона о необходимости принятия иудейства, как единственного средства для спасения, и о тщетности христианской веры вызвали со стороны Иустина достойный ответ. «Я докажу – сказал он, что мы поверили не пустым басням и не бездоказательным словам, но учению, которое исполнено Св. Духа и изобилует силою и благодатию» (гл. 9). Далее он местами из Св. Писания доказывает, что Моисеев закон, которому иудеи придают такое значение, теперь заменен новым, более совершенным, законом Христовым, которому следуют христиане, и что иудеи только по своему закоренелому упорству не хотят признать этого. «Я читал, – говорит Иустин, – что должен быть некогда последний закон и завет крепчайший всех других, который надлежит соблюдать всем людям, желающим получить наследие Божие. Закон, данный на Хориве, есть уже ветхий закон и только для вас иудеев, а тот, о котором я говорю, – для всех людей вообще; новый закон, положенный над законом, отменяет древнейший, и затем последующий подобным образом уничтожает прежний. Нам дарован закон вечный и совершенный и завет верный, это – Христос, после Которого нет больше ни закона, ни постановления или заповеди. Об этом новом законе говорят пророки Исаия (51, 4. 5) и Иеремия (31, 31–32). Итак, если Бог (в пророчестве Исаии) предвозвестил, что Он установит новый закон и при том такой, который будет светом для народов, а мы видим и уверены, что именем распятого Иисуса люди обратились к Богу от идолослужения и другого беззакония, и до смерти пребывают в своем исповедании, то все могут понять и из самых этих действий и из сопровождающих их чудес, что Он есть новый закон и новый завет и упование тех, которые из всех народов ожидали благодеяний от Бога (гл. 11). Этот самый закон вы презрели и новый святой завет Его отвергли и даже теперь не принимаете его и не раскаиваетесь в своем злодеянии, ибо уши ваши заключены, очи ваши ослеплены, а ваше сердце огрубело (Ис. 6, 10; гл. 12).

Развивая далее свою мысль, Иустин доказывает, что в силу отмены всего ветхозаветного закона потеряли свое значение и отдельные предписания его об омовениях, постах, обрезании, субботе, жертвах и т. д., в исполнении которых иудеи поставляли свою праведность. Он выясняет, что и в древности, когда эти постановления имели обязательную силу, они носили относительный и временный характер. Спасительная сила заключалась не в них самих, а в соединенных с ними нравственных действиях, почему в Писании говорится, что Бог выражает Свое прещение, видя их формальное выполнение без соответствующей чистоты сердца и помыслов. Бог и дал-то их по особенным условиям характера и жизни иудеев: по их жестоковыйности, чтобы отвлечь их от идолопоклонства и заставить постоянно помнить о Боге. Относительный, а не безусловный характер этих предписаний еще более выясняется из того, что Писание указывает случаи, когда возможны отступления от них. Равным образом временный их характер доказывается тем, что Бог дал их не от начала мира, а в определенное время, причем получили оправдание праведники, жившие до издания этих постановлений. Как временные и относительные, они совершенно не имеют значения теперь, когда явились новые правила богоугодной жизни.