Апология Чистого Разума

— Потому что это целая миниатюрная церемония: нужно устроить достойный приход, в дань уважения Смерти. Если он прервется, то Смерть может принять это за оскорбление и забрать с собой лишних.

— Лишних? — Он приподнял бровь. — Это кого?

— Всех. — Мрачно отрезал Ирен. — И Хэнрико, и меня, и вас, и многих других.

Актеон сглотнул слюну и подумал: «Эти языческие верования, конечно, — бред бредом… но… А вдруг это правда? Кархелл ведь полон неизведанной магии и забытых божеств».

— И как долго это будет продолжаться?

— Не знаю точно, но не дольше двадцати минут.

— Ясно. Пусть так.

«Можно сколько угодно презирать дикарские привычки, но человека по щелчку пальцев не переделать. — Мысленно заключил он, взглянув на серебряные карманные часы. — Хочет — пускай. Во всяком случае, за двадцать минут тела сильно сгнить не успеют».

Вскоре, закончив обряд, Хэнрико открыл глаза и произнес:

— Рано или поздно всякому из нас предстоит встретить Смэрть. И оттого, насколько уважительно мы будем относить к ней, настолько уважительно она отнесётся и к нам.

Актеон облизнул губы. Ему очень хотелось вылить все свое циничное презрение к идиотским обрядам и никчёмным божкам, которые в сущности ничего не стоят и не учат ничему, кроме жестокости и твердолобости. Но из приличия стоило бы придержать себя в узде, иначе Актеон станет ничем не лучше бестолковых язычников.

Только… Вряд ли ещё когда-нибудь представится такая возможность высказаться.

— Вы, джайдинцы, — проповедники смерти, — заявил Актеон. — Вся ваша вера зиждется на почитании смерти, наполняя гнетущим мраком, как и ваш цвет кожи. Вы не цените жизнь, не наслаждаетесь жизнью — а это неуважение к самим себе.

— При всем моем уважении, командыр, — спокойно возразил Хэнрико, поднявшись, — не примите за дэрзость, но уважение и страх никогда не идут рука об руку. Джайданизм не учит ужасам смэрти и ненависти к жизни. Он лишь помогает уделить Смэрти те должные почести, которых ей так не хватает. Ведь она жестока, а потому нэразборчива и часто забирает больше людэй, чем нужно.

— Как раз то, что я и сказал. — Отчеканил Актеон и скрестил руки. — А ты что думаешь, офицер Уорвик?

Проходя мимо с трупом на плече, Уорвик Ринн остановился. Руки его были измазаны в чужой крови.

— Плевать. — Холодно ответил он и пнул труп у его ног. И тут же словил на себе гнетущий взгляд Хэнрико. — Просто туши. Никакой пользы.

Он молча свалил ещё одно тело в ряд к остальным, словно мешок картошки. Из широкого рубца на лице мертвеца, где виднелись куски мозга и черепа, сочились остатки крови.

«Может быть, Уорвик и задел Хэнрико, — промелькнуло в голове Актеона, — но он хотя бы приносит пользу — складывает трупы на палубу. Ледяное равнодушие ко всему, как результат обучения глифозаклятию холода, сделал Уорвика весьма полезным бойцом. Практически незаменимым. В бою со злобной бестией в Осколочном доспехе Уорвик сделал самый большой вклад в общую победу».

— Что ты так на меня уставился? — Спросил Уорвик, разведя руки. — Они мертвы. Им теперь все равно.

— Но живым нэ все равно.

— Лично мне — абсолютно плевать. — Он безразлично пожал плечами и обратился к Ирену своим хрипловатым акцентом: — Ирен, будь добр, в завалах столовой остались ещё два тела. Их надо достать.

— Да, да, уже иду, — торопливо проговорит тот и догнал товарища.

Хэнрико лишь молча покачал головой. Повернулся к трупу, который пнул Уорвик, и о чем-то крепко задумался.

— Ладно, я тоже удалюсь — посмотрю, как там раненые. Офицер Хэнрико, пригляди за телами.

Больше Актеон не стал его беспокоить. Оставил наедине с мрачно-печальными мыслями.

«Рапорт о смерти номер 5. Гильермо де Кайпатра, смот по обеим линиям. Моментально скончался во время столкновения. На теле множественные электрические ожоги. Пульса нет».

Актеон бегло прочитал написанное, окунул перо в чернильницу, — (*БУЛЬ!), — и отложил лист высыхать. Весь стол был завален бумагами.

«А на столе из личной каюты, который был вероломно разрушен, поместилось бы вдвое больше бумаг. Жаль его».

Он невольно подался назад и чуть не свалился. Ладони судорожно уцепились за край стола.

«Совсем забыл, что подо мной табуретка, а не любимое кресло-качалка».

Актеон притянулся и сел прямо, как полагается в светском обществе. Правда, в светском обществе хотя бы стулья со спинками есть.

«А еще в нормальной светской обстановке всегда имеются какие-либо угощения. Особенно сладкие. — Он подпер кулаком щёку и мечтательно прикрыл глаза. — Вкусные хрустящие вафли в текучей карамели… Сладкий белый зефир, мягкий, как девичьи губы… Пирожные разных сортов… И всё это с изысканным чаем, может, даже из моей личной коллекции…»

— Эх, ладно, мечтать не вредно. — Прервал себя вслух Актеон, проверяя чернила на бумагах. Сложил их в стопку. — Вернемся к нашим баранам.

Он вынул перо и принялся выводить красивым каллиграфическим почерком:

«Рапорт о смерти номер 6. Бертольд Ривз, халедвенец по обеим линиям. Моментально скончался от рассечения головы. От виска до носа широкий рубец. Пульса нет».