Апостол Павел

Положение усложняется по мере того, как в формах речи появляются различия между понятиями братьев кровных и братьев единоутробных[83]. Эти уточнения стали уместными в эпоху, когда повторные замужества вдов считались совершенно необходимыми, если они не имели сыновей, которые могли бы заботиться о них. Обиходное выражение Павла, дающее определение такой женщине, может показаться очень сложным, но для греческой среды оно весьма характерно: это выражение очень воспитанного человека, который никогда не будет на людях называть по имени достойную женщину, а назовет ее не иначе, как «девица», «супруга» или «мать»[84]. Наконец, Павел обращает особенное внимание на Руфа, «призванного в Господе», как он говорит, что несколько схоже с его определением самого себя: как «призванного по Благодати от груди матери». Все это не исключает предположения, что Павел мог очень рано потерять отца — по крайней мере, до начала его общественной жизни, что объяснило бы умолчание «Деяний» по этому поводу — и его мать могла снова выйти замуж за кого-нибудь из среды романизированных иудеев. Впоследствии она могла переменить веру, как и сын, рожденный от второго брака, рядом с которым и доживала свои дни. В одном из писем Павел с чувством приветствует Андроника и Юния[85] (тоже эллинизированных и романизированных иудеев), которые определенное время делили с Павлом жизненные трудности и испытания в Азии[86]. Эти апостолы «рожденные во Христе» раньше самого Савла, явились участниками первого движения обращения в Иерусалиме. Таким образом, семья Савла не осталась в стороне от волнений в Иерусалиме, вызванных проповедями Иисуса и Двенадцати апостолов.

В «Деяниях» все направлено на то, чтобы представить Павла, как символическую фигуру одинокого, оторванного от своих корней апостола. Сам Павел создал образ рассеянного, но солидарного семейства, активно поддерживающего свои отдаленные предприятия. Автор «Деяний» стремится показать Павла римским гражданином, «гражданином мира», которому от рождения предначертано было нести Евангелие в столицу Империи. Положение апостола являлось составной частью духовного и миссионерского странствия, и изображенная таким образом фигура, если и не точна, то, во всяком случае, правдоподобна; и она становится все более и более достоверной в свете новых документов, позволяющих лучше проследить взаимосвязь обширных слоев восточных народов в римском социальном укладе.

Этого иудея диаспоры, этого римского эллинизированного фарисея современное восприятие охотно считает человеком, «разрывающимся между двумя мирами»[87]. Однако сам он ощущал свою неразрывность с судьбой; его семейные связи, насколько их можно восстановить, безусловно, уходили корнями в различные, хотя и не столь уж противоречивые предания[88]. Возможно, даже миссионерское призвание Павла развивалось в кругу его семьи, так как некоторые торговцы-путешественники подобным же образом старались распространять свою веру: попав в окружение знатных лиц, они преображались, чтобы вызвать их расположение [89]. До настоящего времени все объяснения дает нам Восток, и для диаспоры Малой Азии такое духовное содержание нетипично[90]. Семья Савла была обращена именно на Восток, согласно преданиям годы ее становления проходили между Тарсом, Иерусалимом и Дамаском.

Глава 2 Жаждущий знаний

Павел много учился, по мнению его современников, может быть, даже слишком. Об этом свидетельствует замечание одного просвещен ного римлянина в юные годы его жизни: «Ты безумен, Павел! Твои непрерывные занятия привели тебя к помешательству!» [91]

Он вошел в историю, как интеллектуал, облаченный в тогу; как оратор или языческий философ, носивший ученый свиток; и в сандалиях, как странствующий литератор[92].

Савл был одним из «жаждущих знаний» (philomatheis), которые в то время посещали синагоги Иерусалима и диаспоры[93].

Древнееврейское семейное образование

Детство Савла, как и любого другого ребенка[94], проходило за изучением Библии, первой книги для чтения, поучительные наставления которой он будет хорошо помнить и в зрелом возрасте. Когда он утверждает: «Все, что написано было прежде, написано нам в наставление»[95], — то, очевидно, пользуется изречением того времени.