Апостол Павел

Павел настаивал на своем фарисейском происхождении. Всю жизнь он подчеркивал неизменную привязанность к этой иудейской секте и абсолютную связь со всей ее школой[51], в то время как другие его современники пускались, как греки, на поиски знаний и опыта, прежде чем пристать к какой-либо идейной школе[52]. Как говорит автор «Деяний», Павел был вполне сыном своего отца.

Итак, Павел родился в образованной семье. Фарисейская школа стала классом писарей и знатоков толкования Библии, которые во втором столетии до нашей эры отделились от группы священников-традиционалистов, когда те стали обращаться к древнегреческой культуре[53]. Писари с тех пор утверждали, что обладать правом преподавать закон может не только сословие священников, но и всякий мужчина, способный подлинно толковать Библию и священные Предания. В своих отношениях с общинами верующих Павел хотел утвердиться, как один из таких «толкователей», чья роль, как он всегда утверждал, имеет первостепенную важность[54].

В иудейском обществе того времени[55] фарисейская школа объединяла новых людей, свободных от тяжеловесности и предрассудков древней аристократии, людей, которые отличались от «местного народа» своими знаниями, желанием всякий день жить по божественным заветам, своей потребностью воплощать Закон в его чистоте и ортодоксальности. Это были «праведники», они были «сведущие», «обособленные», объединившиеся в небольшие группы «безупречных». Если «фарисей» — то же самое, что «толкователь», не произошел ли этот термин от корня, имеющего сразу два значения: «разделять» и «пояснять»?

Образ жизни фарисеев сильно отличался от образа жизни совершенно эллинизированного двора Геродов и от образа жизни знаменитостей и священников высокого ранга, подчеркнуто торжественных, сформировавших партию саддукеев[56]. Члены фарисейской секты происходили в основном из римского среднего класса, из ремесленников и торговцев. Называвшиеся «чистыми», они были деятельными людьми, считавшими профессиональные занятия необходимым элементом равновесия в жизни мыслителя. Они объединялись под руководством «учителя» — раввина или «didascale» по-гречески — чтобы лучше воплотить свое стремление к нравственному и священнодейственному совершенствованию.

Однако круг фарисеев не был закрытым обществом. Большинство наставников заботилось о том, чтобы правила обрядовой чистоты выполнялись без излишней строгости, они старались упростить и согласовать религиозную жизнь своих современников с общественной жизнью с помощью толкования и распространения устных преданий. Звание фарисея звучит в Евангелиях как нарицательное за их формализм, а также потому, что в глазах Кумранской общины фарисеи выглядели как «искатели льгот». Являлась ли их школа уже тогда компромиссным вариантом среди разнообразных направлений иудаизма? Возможно… Они особенно выигрывали от идеи универсальности спасения, о котором говорили некоторые пророки. Одна из главных мыслей фарисейства заключалась в утверждении, что божественное откровение обращено ко всем и к каждому в отдельности, а не только к священникам, и, в конечном счете, у каждого есть призвание к святости.

Фарисейское движение в большей или меньшей степени переживало свои экзистенциальные противоречия. Оно предполагало универсальность спасения, и в то же время в отдельных его группах динамично развивалось стремление к идеалу святости, побуждающее отделяться от грешников. Оно не стало, однако, самым активным элементом иудейского общества, столь раздробленного и разобщенного в начале нашей эры. Будучи малочисленны (около 6 000), фарисеи тем не менее основали идейное движение и партию, которые существенно влияли на общественную жизнь, несмотря на значительные разногласия в своих рядах.

Сын фарисея, Савл, был обрезан на восьмой день, как требовал обычай. Может быть, он был посвящен Богу, как назорей: некоторые в Иерусалиме так и думали, поскольку он сам говорил, что был призван к Богу «от груди матери» — эти слова обычно употребляли в отношении посвященных детей[57]. Это предполагало некоторые особенности, связанные с приемом пищи и ношением одежды, которые могли производить впечатление странностей Павла, как иногда казалось римлянам и грекам, с которыми он встречался.

Преимущество эмиграции

Павел не принадлежал ни к одной из огромных семей, происходивших из священнического сословия и гамонейской аристократии, которые так гордились своими генеалогиями, старательно сохраненными и переданными. Он никогда не называл имен отца и деда, тогда как ссылка на родственников до трех поколений была привычным делом для знатных особ[58]; биографам так и не удалось восстановить его родственной связи до старцев, как она была составлена для Иисуса и его родителей[59]. Семья Савла, прославившись незадолго до середины первого столетия до нашей эры, должна была извлечь выгоду из своего вступления в фарисейство, когда древний Совет (Синедрион) стал доступен для некоторых из этих толкователей Торы.