Апостол Павел

Нет никаких источников, с помощью которых можно было бы установить связь между массовыми репрессиями 64 года, повлекшими за собой не менее 200–300 жертв, и обвинением Павла. Его писания и проповедование, несомненно, могли вызвать крайне сильное недовольство, потому что он объявлял в апокалипсической манере о возвращении Иисуса Христа на землю из среды сверкающего пламени [1156], но кажется, это никогда не вменялось христианам в вину. Возможно, апостол мог присутствовать при каких-либо репрессивных действиях, и возможно, он имел в виду это событие, когда говорил в начале своего Послания к Филиппийцам о мужестве некоторых христиан, несмотря на травлю в городе, где был взят под стражу [1157].

67-68 годы были годами, которые древние хронографы [1158]четвертого столетия посчитали годами смерти Павла [1159]. В то время Нерона не было в Риме, он осуществлял свое путешествие в Грецию, но репрессивные акции разоблачений продолжались с усиленной решительностью [1160]. Таким образом, казнь апостола не была связана ни с многочисленными обвинениями христиан в 64 году, ни с травлей философов в 65–66 годах [1161]. Но «Деяния Павла», которые представляют собой независимое и, без сомнения, очень древнее [1162]римское предание о его мученичестве, подчеркивают недовольство его деятельностью и магией [1163].

Выдвинутое обвинение могло поддерживаться благодаря официальным астрологам и чудотворцам, принадлежащем к близкому кругу Нерона. Два свидетельства идут в этом направлении. Первое о маге Симоне, чье столкновение с Петром послужило источником вдохновения для древнейших римских преданий, символизирующих контрапостола, представляя его образцом официального чародея, защитника государства, заботящегося о благосостоянии народа и поддерживающего императора: первый, кто описал это таким образом был человек, изменивший повествование «Деяний Петра», чтобы вовлечь в него Павла и изобразить борьбу против мага [1164]. Гораздо более близок к истинным событиям Апокалипсис, где в тех гонениях, которые начал Нерон, обвиняется одно высокопоставленное лицо, состоящее при дворе, который в то же время был чародеем, прибывшим из Египта. Считают, что это был Тиверий Клавдий Валвиллиус, который находился в Ефесе в одно время с Павлом, а затем занял место префекта Египта, по возвращении же в Рим, с 60 года, имел господствующее влияние при императорском дворе [1165]; именно он посоветовал Нерону совершать покаянные манифестации после разных пагубных предзнаменований, поражающих воображение [1166]. Павлу довелось — что совершенно бесспорно — дважды повстречаться с ним на своем пути: в Ефесе, в 53–54 годах, и в Риме, между 60 и 68 годами… Нельзя забывать, что в его случае, как, впрочем, и в случае с Петром, древнейшие предания настаивают на том, что это было столкновение харизмата, вдохновленного Богом, и языческого мага: во втором веке «Деяния Петра» описывают поединок Павла с чародеем Симоном, уже не повествуя о победе Павла, так же как и «Деяния Павла», изображающие апостола после его смерти, в кругу философов при дворе [1167]. Символической победой над чародеем Кипра пожелал обозначить начало павловской миссии автор гораздо ранее написанной книги «Деяний апостолов» [1168].

«Деяния Павла» сохранившие в себе воспоминания, написанные в Азии до второго столетия, представляют его мученичество в том же контексте, что и Послание к Филиппийцам и Второе послание к Тимофею.

При нем был Лука, а также Тит, вернувшийся из Далматин, возможно, еще Тимофей, о котором нам известно, что впоследствии он был взят под стражу [1169]; апостола окружали обращенные — выходцы из императорского дома [1170]. Предъявив обвинение, его вывели за пределы Рима, на Остийскую дорогу, чтобы казнить. И вот, что говорили в Риме в памятный день его смерти: «Он встал, глядя на восток, и долго молился, завершив молитву такими словами: «Отец, предаю душу свою в руки Твои…» — он окончил свою молитву на еврейском, чтобы пребыть в единстве с праотцами. Затем он склонил голову и не произнес более ни слова» [1171].

Герой, ставший основателем Римской Церкви

Какими бы ни были последствия непрерывных процессов над Павлом, воспоминание о нем быстро исчезло из памяти римлян, что объясняется, наверное, немедленным распадом его группы. Впрочем, не было никаких предпосылок к тому, чтобы Павел сделался народным святым, — ни возвышенность его учения, ни суровость его посланий: Климент Римский свидетельствует о том, что даже основные темы его учения знали и понимали лишь частично [1172]. В первом Соборе Павла, воздвигнутом в Портах Остии, на месте его погребения проглядывают лишь некоторые незначительные детали, не дающие достаточного представления о древнейшем памятнике, воздвигнутом на месте его мученической смерти. Но в конце концов, римское искусство индивидуализировало его образ, хотя и гораздо позднее, чем образ Петра [1173].