Апостол Павел

Разумеется, и в этом случае причиной ареста Павла стало обвинение в разрушительной деятельности: это событие непосредственно связано с народными собраниями-диспутами, которые начал проводить в Ефесе Александр после своего разрыва с Павлом [1107]. Было и другое предательство — предательство Фи лита, который вместе с Именеем участвовал в контрмиссии. Были и новые измены: измена Фигелла — ефесянина, принадлежащего к старинному роду [1108], и измена Ермогена, который имел в этих краях репутацию льстеца и лицемера [1109]. Но Павел не остался в одиночестве: ему хранили верность Тимофей, несущий свое служение; Акила и Прискилла, вернувшиеся в Ефес; Трофим Ефесянин и Ераст Коринфянин, а также Тихик, который по-прежнему исполнял обязанности курьера [1110]. Онисифор, сколько мог, посредничал в Ефесе, чтобы избавить Павла от обвинений [1111].

Неважно, были ли обвинителями Павла те же люди, что и в 53–54 годах, и насколько новый оборот могла принять борьба групп, поскольку совершенно ясно, что проконсул хотел как можно скорее избавиться от такого трудного заключенного, который легко мог запутать судебное разбирательство! Он очень быстро принял решение, которое благодаря Феликсу и Фесту отсрочивалось в течение двух лет, и снова отправил обвиняемого в имперский суд.

Эта пересылка проходила в гораздо более тяжелых условиях, чем в 57 году, в основном из-за того, что путь был выбран пешеходный, и потому что узник чувствовал себя объектом безразличия и неприязни почти повсеместно. На Востоке осенью 57 года, когда они заходили в порт в Сидоне и Мелите, его принимали и заботились о нем, несмотря на его цепи; в этот раз никто не поддержал его, никто не предложил ему даже пить; все отвернулись… кроме одного — Онисифора, который пытался тогда своим участием поддержать честь христианского общества Азии [1112].

Земной путь предполагал продвижение по Виа Эгнатии и, следовательно, пересечение Македонии. В последний раз Павел спускался в Александрийский порт в Троаде и садился в одну из небольших лодок, идущих в плавание до Неаполя. Около Пятнадцати лет прошло со времени открытия им Европы… Без сомнения, именно теперь, в Троаде, он оставил свою дорожную одежду и книги на хранение Карпу: либо чтобы облегчить свой багаж, так как ему предстояло, как он и предчувствовал, долго и утомительно идти пешком, либо в залог, чтобы иметь с собой хоть немного денег [1113].

Ибо тогда, кажется, первый раз в своей жизни, Павел узнал на опыте, что такое одиночество и крайняя нужда. Он выразил это в длинной жалобе, во Втором послании к Тимофею, которая перекликается с абсолютно подлинным письмом — Посланием к Филиппийцам [1114]. Довод ли это, кроме прочих, чтобы датировать текст временем последнего заключения в Риме — свидетельство апостола, что он не нашел лучшей поддержки и Филиппах, когда был там в узах? [1115]

В конце последнего путешествия — опять преторианская казарма, и на этот раз — явка перед префектом претория, чьи полномочия распространялись теперь на поддержание общественного порядка и общественного мнения. Он должен был все знать о преступлениях, совершенных в Азии, вдали от Рима на расстоянии ста миль. Тигеллин, имеющий зловещую репутацию, сменил Бурра в 62 году [1116]. Положение в Риме, действительно, очень сильно изменилось с 58 года. Нерон торжественно провозгласил монархию и сделал свою персону священной, по примеру восточных властителей: он был «бог Нерон». Кроме того, начиная с 62 года вступил в силу закон его величества о наказании за какие-либо агрессивные действия против императора, ставший экстенсивным законом [1117]аспект majestasзаключался, в частности, в том, чтобы не нашелся новый объект для идолопоклонства. Все должно быть связано с богом-императором, чьи артистические выступления сами теперь являлись предметом поклонения. Именно воспользовавшись этим законом можно было принять и составить обвинение против Павла. На самом деле не существовало закона, который назвал бы новую религию запретной, и христиане, как таковые, еще не преследовались [1118], хотя общественные власти уже умели отличать их от иудеев, чего не было в 58–59 годах [1119].

Согласно этому закону Павел, противостоящий Тигеллину, тем самым противостоял Нерону [1120]. Если судить об этом процессе по романическому рассказу одного философа, написанному в 66 году, имперский суд искал, главным образом, письменное доказательство преступления. Допрос протоколировался и велся на предмет удостоверения личности и статуса, а затем коснулся вопросов по поводу обвинения в такой деятельности, как изгнание духов и пророчествование. Во время этого prima actioПавел защищался успешно [1121]. Суд заявил о невозможности вынести решение и потребовал дополнительного расследования.