Апостол

Оказывается, христиане судились друг с другом в языческих судах, церковь Коринфа погрязла в раздорах. Одни заявляли, что они "Павловы", другие называли себя последователями Аполлоса, а некоторые даже организовали "партию" Петра (который тоже, возможно, посещал Коринф). Один или двое говорили, что ничем не обязаны апостолам: "Мы — Христовы". Вместе с раздорами возникло высокомерие — одни считали, что они "выше, достойнее перед Богом", чем другие. Нет большего контраста, чем между посланиями Павла к филиппийцам и к коринфянам: первое излучает счастье и радость, второе полно боли и горечи: "От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам".

Происходившее в Коринфе было ярким примером трудностей, сопровождавших Павла повсюду в его деятельности. Целью, желанием его было, чтобы каждый христианин был нравственно и духовно совершенен перед Христом; но каждый раз мешали человеческие слабости и ложные учения смущали умы. Христос предостерегал об этом — Ему нужна любовь свободная, добровольная, а не по принуждению. Но Павел неудачу каждого воспринимал как свою собственную, особенно, когда обращенные предпочитали разделение единению, похвальбу смиренному служению Господу, половинчатую любовь — полному посвящению себя Иисусу — несмотря на Христову готовность наделить каждого совершенством и силой Своей.

Павел продиктовал Сосфену выражение благодарности и веры, удивительное по своему спокойствию и уверенности, после чего перешел к самой болезненной проблеме, взывая ко всей коринфской общине: "Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?" Он благодарил Бога, что не крестил никого в Коринфе, кроме Криспа и Гаия; потом добавил, что крестил еще Стефана и его домашних, но больше не может припомнить. "Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова". Павел особенно подчеркивает эту мысль, чтобы сразу вести обсуждение вопроса на более высоком уровне, чем это делали другие современные ему мыслители, видевшие высшее благо в человеческой мысли и человеческих условиях. С евангелической точки зрения мудрость и здравый смысл людей смехотворны: "Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов — Христа, Божию силу и Божию премудрость".

"Потому что немудрое Божие премудрее человеков, а немощное Божие сильнее человеков". С помощью довольно длинного рассуждения Павел объясняет, что человек неспособен познать Бога силой разума. И даже если бы Павел знал, какие чудеса человеческого знания возникнут через две тысячи лет, как сложно устроен человеческий мозг и анатомия тела, как огромна вселенная, в которой земля вертится, как былинка в бесконечном пространстве — он сказал бы то же самое, и, может быть, с иронией заметил бы, что люди, обнаружив ничтожество своей планеты, вместо того, чтобы осознать это ничтожество, возомнили, что могут объяснить все, не нуждаясь в Боге. Нет, мы не знаем ничего. "Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо, если бы познали, то не распяли бы Господа славы… Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия". — "Ибо кто познал ум Господень", — цитирует Павел Исайю, — "чтобы мог судить Его? А мы имеем ум Христов".