Теперь, заставив коринфян, слушающих зачитываемое вслух послание, воспринимать все последующее на высоком духовном уровне, а не на обычном человеческом, Павел быстро разбивает позицию франкционеров, показывая, что каждый апостол и проповедник служат единому Богу, и все верующие едины в Боге: "Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог", — апостол есть строитель, но основание положено Богом. С духом разобщенности приходят высокомерие и надменность: "Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь разумным чтоб быть мудрым… не превозносись один пред другим, ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься как будто не получил?" Ирония Павла начинает граничить с сарказмом: "Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас". Апостолам же суждено, как презренным преступникам, умереть на арене, всем на посмешище. "Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии", — и Павел описывает всю тяжесть проповедничества. "Не к постыжению вашему пишу сие", — добавляет Павел, — "но вразумляю вас, как возлюбленных детей моих". Он обещает, "если угодно будет Богу", придти к коринфянам, и испытать возгордившихся. "Чего вы хотите? с жезлом придти к вам, или с любовью и духом кротости?"
Видимо, здесь Павел прервал диктовку и отложил продолжение письма на следующий день: проблем было так много, что это послание обещало быть длиннее всех предыдущих. Кроме того, Павел не исключал возможности, что это его последнее письмо — политическая буря в Эфесе разгоралась. Поэтому Послание к Коринфянам имеет некоторые черты духовного завещания.
Павел знал, что послания его обладают тем же авторитетом и значением, что и устная проповедь — авторитетом апостола и пророка, истинно призванного сообщать другим Слово Божие так же, как призваны были Исайя и Иеремия. Противники могли счесть его уверенность и убежденность похвальбой, но он пишет коринфянам, что ему нечем хвалиться: "Я наименьший из апостолов, и недостоин называться апостолом, потому что гнал церковь Божию". Как апостол и пророк, он не может не проповедовать Слово Божие. Но, подобно Исайе и Иеремии, ему приходилось говорить с людьми, обстоятельства жизни которых менялись самым неожиданным образом, и ужасный грех, совершенный в Коринфе, поставил его в затруднительное положение — только в этом послании Павел признает, что его советы и указания не подкреплены в точности словами Иисуса. Уверенный в правильности своего суждения, он, однако, осторожно добавляет: "Так, по моему совету; а думаю, и я имею Духа Божия". Неуверенность Павла в этом месте свидетельствует о том, что в остальном у него не было ни малейшего сомнения — он верил, что слова его столь же авторитетны, как и слова его предшественников, пользовавшихся формулой: "Так говорит Господь".
Как и пророкам Ветхого Завета, Павлу нелегко было говорить о некоторых вещах. С крайним отвращением прикасался он к отступничеству и нечистоте, чтобы искоренить их. Коринфская община должна была отлучить согрешившего и вернуть его в мир, которым правит сатана: "Предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа". Неправильное понимание этой известной фразы привело к ужасным последствиям столетия спустя — в частности, к сожжению еретиков. Но Павел в равной степени беспокоился о благе общины и о благе грешника. Позже, узнав, что наказание возымело действие, он почти испугался, что принцип милосердия будет нарушен. "Так что вам лучше уже простить его и утешить", — писал Павел во Втором Послании к Коринфянам, — "дабы он не был поглощен чрезмерною печалью; и потому прошу вас оказать ему любовь".