Христиане Кесарии снарядили вьючих мулов, чтобы везти пожертвования в Иерусалим, и приготовили верховых мулов для Павла и его друзей. Послали вперед гонцов, чтобы приготовить апостолу кров и пищу, — Иерусалим в это время года был перенаселен паломниками. Решено было остановиться у давнего ученика Павла, Мнасона Кипрянина, который, в отличие от многих других иерусалимских христиан, симпатизировал верующим языческого происхождения. На каждом повороте 80-километровой дороги, поднимавшейся и спускавшейся среди холмов, путники видели все новые группы паломников — ко дню Пятидесятницы сюда стремились иудеи со всех концов империи. И другие дороги были полны пилигримов из Персии, Аравии, северной Африки и верховьев Нила — каждый из них нес свое приношение Храму и Закону предков, радостно предвкушая великий праздник.
Мнасон принял Павла и его друзей с распростертыми объятиями. Христианам из Асии и Европы хотелось увидеть знаменитый город. Павел водил их по улицам, показывая все замечательные места; нередко встречался он со злейшими врагами своими, асийскими иудеями, которые, конечно же, узнали и его, и Трофима из Эфеса. Приведя друзей в храмовый Двор, Павел не был настолько безумен, чтобы позволить им переступить "порог очищения", отделяющий святую святых от внешних помещений. Если необрезанный переступал эту черту, он сам был виновен в своей смерти.
На следующий день Павел и посланные от языческо-христианских общин были официально приняты Иаковом, братом Господним, и старейшинами Иерусалимской церкви. Пожертвования прибыли по назначению. Петр и другие апостолы отсутствовали — они ушли благовествовать; Фома, согласно традиции, к тому времени уже достиг северной Индии. Суровый аскет Иаков продолжал проводить свою осторожную политику — священники и правители иудеев терпели эту большую группу соплеменников, которые признавали Христа Мессией, но соблюдали в то же время обычаи предков. Большинство старейшин Иерусалимской общины были уверены, что Павел, где бы он ни появлялся, наносил ущерб их дипломатическим усилиям. Павлу их мнение было известно: многие месяцы он беспокоился — примут ли старейшины духовное подаяние от христиан Европы и Асии?
Лука замечает, что Павел и старейшины обменялись горячими поцелуями. Затем посланные выступили вперед, чтобы передать деньги. Павел "рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его". Речь его имела определенную цель: побудить старейшин облегчить свою перенаселенную общину и послать братьев продолжить дело, начатое Павлом, распространять благую весть до тех пор, пока все люди на земле не станут одной паствой Одного Пастыря.
Реакция старейшин была разочаровывающей. Вознеся положенную по случаю молитву, они быстро повернули дело другим боком.
"Видишь, брат", — сказали они, — "сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона; а о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям". Старейшины не утверждали, что это их собственная точка зрения — вопрос был поставлен по письменному требованию Синедриона. От Павла требовалось какое-нибудь действие, демонстрирующее его лояльность по отношению к иудеям. "Итак что же?.. Сделай же так, как мы скажем тебе…" Павлу предлагалось поступить согласно древнему обычаю и показать свое послушание закону, взяв на себя издержки за очищение и жертвы четверых бедных паломников. Старейшины выставили вперед четверых бедняков, остригших волосы во исполнение обета, но не имевших средств на покупку жертвенных птиц и животных. "Если ты поступишь по обычаю, то все поймут, что слышанное ими о тебе несправедливо, и что сам ты продолжаешь соблюдать закон".
Павел, таким образом, попал в очень затруднительное положение. Старейшины, без сомнения, знали, что у него нет своих собственных денег, а использовать пожертвования христиан Европы и Асии для исполнения иудейских традиционных обрядов было нехорошо. Кроме того, Павла призывали самому провести черту, разделяющую апостола и его учеников. Старейшины открыто настаивали, чтобы Павел объявил о своем подчинении Моисееву закону и соблюдении обычаев. Но ведь он не соблюдал их! Он лишь уважал их и согласен был вести себя, как иудей, чтобы приобрести соплеменников для Христа, но сам он не считал себя связанным иудейским законом, несмотря на то, что исполнил обет очищения в прошлое свое пребывание в Иерусалиме. Таким образом, от него требовали обмана.
Но такова была его любовь к иудеям, что он согласился с планом старейшин постольку, поскольку это могло помочь иудеям обратиться ко Христу. "Любовь да будет непритворна", — писал он римлянам. Никогда не приведет зло к добру — учил он; теперь он поступал вопреки собственному совету. И ни в чем так не видна его беззаветная любовь к иудеям, как в этой трагической ошибке в Иерусалиме, на Пятидесятницу 57 года по Рождеству Господа нашего Иисуса Христа.