– Жильвинас, тебе не кажется, что ты совершаешь ошибку? – это была странная игра. После тренировки все разошлись по номерам, утром вышли, молча доехали в автобусе до стадиона, молча приготовились. Молчал даже тренер – только во время игры в тайм-аутах выдавал короткие указания. Молча деловито выиграли, молча переоделись и молча поехали в гостиницу. Казалось, что команда вся вместе подошла к краю очередной жизни и слова теперь не нужны, потому что вот-вот начнётся другая, а всё сказанное останется в этой. По возвращению в гостиницу Заяц зашёл к себе быстро принять душ, и сразу же направился в номер Ужа. Зайцу не нравились последние события. События, которые теперь стремительно подхватили Ужа и тащат его в самую гущу, в самый водоворот. События, которые, по мнению Зайца, не должны были происходить и уж тем более – никак не должны были касаться его друга. Уж оторвался от экрана ноутбука.
– Андрей, – он встретил вошедшего улыбкой, всегда Андрея выбешивавшей. Улыбкой, сочетающей в себе кротость и опёку. Кротость, видимо, перед Богом, а опекунство – по отношению к нему, заблудшему недалёкому другу. – Андрей, как часто с тобой разговаривает Господь?
– Редко, – стараясь быть терпеливым, Андрей улыбнулся в ответ. – И исключительно твоим голосом.
– Это здравый смысл, и ты к нему всё равно не прислушиваешься, так что не гневи Господа, – возразил с усмешкой Уж. Протёр глаза. – Понимаешь, этот бозон без малого пятьдесят лет ищут, а нашли именно сейчас: сейчас, когда мне, как никогда, нужен был знак, нужен ответ, нужна Его помощь. И, ты сам оцени это – Он посылает такое знамение, которое безошибочно прочту я, но вряд ли сочтёт знамением кто-либо другой. Как ты думаешь, сколько энтузиастов теоретической физики среди активных христианских священнослужителей? Как ты думаешь, сколько из них именно сейчас стоят на пороге сложных неортодоксальных решений?
Андрей тяжело вздохнул. Сел на кровать напротив Жильвинаса.
– Ты не активный священник, ты сам говорил. А твое решение, насколько я понимаю, это поощрение растления малолетней, если не пособничество в этом. Ребёнку тринадцать лет всего – тебя это не смущает, слуга Божий?
– Не слишком… – Жильвинас полностью повернулся от кофейного столика, где стоял ноутбук, к гостю. Теперь они сидели в одинаковых позах, практически упираясь друг в друга коленями. – Я как раз сейчас собираюсь взять её, Мишу, паневежских ребят и сходить всем вместе в парк к Армандо, чтобы поговорить с ней основательно, но нет, не слишком. Для меня это не растление малолетней, это спасение выброшенной в трясину порока души. Двух душ, возможно. Помощь двум заблудшим душам в обретении света даже. Нет, Андрей, её возраст меня не смущает и, я думаю, Андрей, ты понимаешь, что я прав – в этой ситуации возраст не релевантен. И знаешь… Возможно я здесь вообще именно для этого. Так что не смущает, нет. Но мне хочется спросить: А для чего здесь ты?”
Изобразив на лице гримасу, означавшую «Что толку с блаженными идиотами разговаривать?», Кишкис резко поднялся с кровати, но был остановлен схватившим его за руку Ужом.
– Нет, серьезно, Андрей. Ответь. Без этой шелухи про фамилии.
Заяц посмотрел на друга сверху вниз. Отдёрнул руку. Шагнул вглубь комнаты, наклонился над ноутбуком, прочитал несколько строк начатого Ужом письма.