Апостолы

— Легче всегда убить, — повторил он. — Та же самая ситуация. Конечно, меня бы куда больше порадовало их обращение, но я не могу тратить время на каждый пещерный монастырь. Как человеку, мне их жаль, но у Бога другая мораль. Другая, Пьетрос, пойми это, как бы ни было страшно, — и его глаза вспыхнули в сумерках холодным светом звезд. — Твой Марк, увы, этого не понимает. Он ведь пытался вступиться за ваших «спасителей». «Они спасли нам жизнь», — процитировал он издевательским тоном.

— Господи, ты и это знаешь?

— Разумеется. И это даже не связано с моей божественной сущностью. Просто преданные слуги составляют для меня подробные отчеты, в отличие от тебя.

Я вздохнул.

— Это на будущее… Кстати, у меня есть несколько книг твоего мар Афрема, то бишь Ефрема Сирина. Правда стихи его несколько корявы, к тому же в них долго, занудно и дидактически доказывается, что душа отнюдь не бессмертна. Как тебе святой, не верящий в бессмертие души? Правда, он верил в воскрешение плоти. Но проза ничего. Хочешь дам почитать?

— Нет.

— Почему?

— Мне будет больно.

Господь поморщился.

— Иди. Тебе не хватает твердости.

Я спускался вниз с мраморного корабля, и казалось, что он и впрямь плывет по водам озера Куньмин, а на нем одинокий кормчий, ведущий его сквозь мировой туман, единственный твердый правитель, единственный знающий путь, и над ним — таинственные огни с магическими письменами.

Ресторан «Fangshan» находился на северной оконечности Нефритового острова, на озере Бэйхай, давшем название парку. И до него оказалось не так уж близко.

В огромном зале с красными колоннами и стенами, увешенными пейзажами в традиционном китайском стиле, стояли многочисленные круглые столы. Я не сразу отыскал друзей в этом лабиринте, но Варфоломей первым заметил меня и помахал рукой.

Апостолы сидели за таким же круглым столом, покрытым белоснежной скатертью с вышитыми птицами и цветами. В центре стола стояли разнообразные кушанья, разложенные в изящнейшие приборы из тонкого фарфора, украшенные лепестками лотоса и пиона. Так что стол больше напоминал клумбу или, скорее, уголок китайского садика. Варфоломей вел себя как радушный хозяин.

— Здесь заказаны знаменитейшие из деликатесов императорской кухни, — начал он тоном экскурсовода. — Шедевры кулинарного искусства из различных провинций Китая от «Пекинской утки» до известного на весь мир блюда гуандунской кухни «битва дракона с тигром», которое делают из ядовитых змей трех видов, дикой кошки и более двадцати видов пряностей.

Гм… Мне как-то сразу расхотелось его пробовать. Но Варфоломей не унимался.

— Вот она прославленная «битва» занимает достойное место в центре нашего стола, украшенная листьями лимонного дерева и лепестками хризантемы. Но, хотя суп здесь принято подавать в конце обеда, вовсе не обязательно менять привычки, так что начать я рекомендую с этого замечательного «супа из ласточкиных гнезд», что изготавливают из слюны, которой ласточки скрепляют свои жилища.

Я вздохнул и посмотрел на Марка. Тот молча с аппетитом уплетал молочного поросенка, преспокойно пропуская мимо ушей варфоломееву синологическую лекцию. Я счел его пример разумным и принялся за утку по-пекински.

— Не так, Пьетрос! — возмутился наш синолог моему вопиющему невежеству. — Нужно завернуть ломтики вон в те тонкие блинчики и есть, обмакивая в соевый соус.

— Какая разница!

— Так ты не почувствуешь истинного вкуса.

Я покорился и в общем не пожалел, мне понравилось. Сам Варфоломей с удовольствием поглощал этот самый жуткий отвар из слюны ласточек, а потом принялся за «битву», ловко орудуя деревянными палочками, инкрустированными серебром. Нам же, грубым европейцам, подали вилки и ложки, что было очень кстати.

«Грубые европейцы», само собой, варфоломеев термин (сам-то кто, спрашивается).

— Только «грубые европейцы», великие лишь ограниченностью ума, могли вообразить себя носителями культуры, — разглагольствовал Варфоломей. — Нести культуру? Сюда? В страну с древнейшей философией и литературными традициями, насчитывающими тысячелетия? Что за досадная близорукость, что за глупое высокомерие! Даже в некоторых современных европейских исследованиях Китая свысока и презрительно говорится, что какой-либо древний китайский ученый «догадывался» о том, что стало известно только в наше время. Да не «догадывался» он, а именно он все это и придумал! Еще в трактате «Баопу-цзы» знаменитого алхимика Гэ Хуна содержится описание летательного аппарата тяжелее воздуха. И это более чем за тысячелетие до Леонардо да Винчи.

Да, Варфоломей явно мог заговорить зубы кому угодно, даже мне. Хотя у меня тоже иногда получается языком молоть, когда я в ударе. «Язык — это бич воздуха» — пришло мне на ум средневековое образное выражение. И я искренне пожалел несчастный воздух, к которому Варфоломей был столь безжалостен.

Подали вино. Оно было теплым и желтоватым.