Апостолы

— Да так, некоторые особые полномочия, — равнодушно протянул наш знаток китайской культуры и сунул бумажку официанту. — Из рук не выпускай. Потом мне отдашь.

Китаец принял документ, кинул на него один мимолетный взгляд, упал на колени и благоговейно поцеловал печать. Пока мы дивились этому ритуалу, девушка встала из-за стола и направилась к нам. Не вставая с колен, официант показал ей бумагу. Она кивнула и, как ни в чем не бывало, села за наш столик напротив Варфоломея. Тот посмотрел ей в глаза, побледнел, как полотно, и схватил ее за руку, казалось, мертвой хваткой.

— Ты пойдешь с нами, — жестко сказал он.

Я так и не понял, как ей удалось вырваться, хрупкой девушке из железных рук мастера меча, но она вырвалась, выпорхнула, как птичка, или, скорее, утекла, как вода, словно маленький ручеек, и устремилась к выходу из ресторана.

— За ней, быстро! — воскликнул Варфоломей, вскакивая из-за стола и на ходу вырывая бумажку из рук официанта.

— Да что на тебя нашло? — возмутился я. — Видно, твой змеиный желчный пузырь обладает не только общетонизирующим действием, а кое-каким еще!

— Да, какое у тебя право нам приказывать? — вмешался Марк.

— Идиоты! Она бессмертная! — и мы, наконец, кинулись следом за ним.

Мы вылетели в ночной парк.

— К берегу! Там на пароме!

Да, кажется, там действительно мелькнуло ее светлое платье. Мы прыгнули на паром, и он тут же отошел от берега. Но Хэ Сяньгу как сквозь землю провалилась.

— Упустили, — констатировал Марк.

— Возможно, — протянул Варфоломей и тоскливо оглянулся назад. Там под убывающей луной лежал Нефритовый остров, а над ним, словно призрак плыла похожая на островерхую шапку мага Белая пагода. — Кстати, Марк, ты интересовался моими правами. Вот, читай!

И он отдал Марку ту самую замусоленную бумагу. Я тоже заглянул в нее.

«Повелеваю всем всячески содействовать Варфоломею Антонову в поимке любого человека, на которого он укажет, и подчиниться любому его приказу, не представляющему непосредственной опасности для жизни моих подданных.

Царь Славы Эммануил Спаситель».

И императорская печать.

— Ничего себе! — заметил я. — Ну и власть у тебя.

— Господь слишком долго объяснял мне границы этой власти, чтобы я решился применить ее не по назначению. Я не самоубийца. Эта бумажка для особых случаев.

— Каких, например?

— Например, как сейчас.

Мы уныло сошли на берег, и тут вдали снова мелькнуло светлое платье.

— Она?

— Скорее! — и Варфоломей снова потащил нас вперед.

Мы бежали по прямым пекинским улицам под бельем, свисавшим со вторых этажей домов, мимо ночных рынков, еще далеко не пустых, где, похоже, до рассвета собирались торговать всякой всячиной, все дальше от центра города.

Вскоре мы оказались на полутемных улицах, в лабиринте одинаковых некрасивых низких домов. Мы свернули в переулок и уперлись в такой же обшарпанный домишко. Тупик. Девушки нигде не было.

— Смотрите, она наверняка вошла сюда, — Марк показывал на покосившуюся деревянную дверь, ничем не отличающуюся от всех прочих.

— Ну, давайте проверим, — вздохнул Варфоломей.

Мы толкнули дверь, и она легко открылась. Прямо перед нами спускалась абсолютно темная лестница в подвал. Марк зажег огонек зажигалки и пошел первым. Внизу нас ждала еще одна дверь, очень массивная, из крепкого дерева. Как ни удивительно, она тоже оказалась открытой. Мы вошли внутрь и обалдели.

Это был старинный дворец или храм. Скорее храм. У входа горело несколько свечей, тускло освещавших зеленые каменные колонны (я бы не удивился, если бы это был нефрит), фигуры неизвестных мне божеств и росписи на стенах. Варфоломей отобрал зажигалку у Марка и подошел к идолам.

— Сиван му, мать Западного неба, — назвал Варфоломей. — Дун Вангун — князь Востока. А вот и наш друг, Нефритовый император Юй-хуан в окружении бессмертных.

— Где мы?

— В гостях у даосов, — небрежно уронил Варфоломей и направился к росписям. — А вот это даосский рай Шоу шань (Гора долголетия), — и Варфоломей повыше поднял зажигалку, осветив горный пейзаж с озерами, протоками и скалистыми берегами, где среди сосновых рощ и садов прятались изящные мостики и беседки. — Смотрите-ка: здесь надпись. «Ты слышал уже флейту земли, но не слышал еще флейты неба». И еще: «Рождение как сон, смерть как пробуждение». Интересно… Это Чжуан-цзы[38].

— Что?

— Чжуан-цзы — древний китайский философ. Четвертый-третий века до рождества Христова. Написал трактат. Тоже «Чжуан-цзы». Некоторые исследователи считают его древнее «Дао-Дэ цзина».

— Древнее чего? — переспросил Марк.

Варфоломей тяжело вздохнул. Он явно не привык иметь дело с такими невеждами. Но, тем не менее, терпеливо объяснил.

— «Дао-Дэ цзина», трактата Лао-цзы, которого считают основателем даосизма.

В храме стоял какой-то странный запах, немного напоминающий аромат курительных палочек, но другой, не такой, как у сандала. И от этого запаха становилось холодно в груди.

— Это не храм, — как-то издалека раздался голос Варфоломея. — Идите сюда.