Аппарат

Делегаты второго съезда Компартии Кубы были взвинчены до предела, настроены не только воинственно, но и весьма решительно — они были готовы тотчас уйти со съезда и с винтовками в руках идти защищать революцию. Что в этой ситуации делать приглашенным гостям, было не очень понятно. Вставать в очередь за патронами как-то не хотелось… А ситуация, между тем, была весьма накрученной — на съезде стихийно возникло движение по созданию территориальных формирований отрядов по защите революции. По радио и просто так из уст в уста передавалась информация о готовившемся покушении на Фиделя Кастро.

Служба национальной безопасности тщательно скрывала его местопребывание. Каждую ночь он менял ночлег. А сколько у Кастро было предусмотрено на этот случай резиденций, не знал никто. Мы специально осведомлялись, но ответа не получили, так как это очень секретные данные были.

Но партийная делегация СССР не могла уехать восвояси, не повидавшись на прощание с Фиделем. Это понимали мы, это понимал он. Разговоров потом не оберешься…

Встречу нам назначили, но отъезд отчего-то все время переносили: час, еще час, еще немного, чуть позже…

Мы долго ждали сигнала, поглядывая то на хронометры, то на быстро темнеющее незнакомое небо, усыпанное острыми яркими шипами звездочек. Наконец поехали. Фары нескольких джипов освещали сперва асфальт вполне приличной трассы, потом асфальт с выбоинами, потом грунтовку, потом какую-то такую узкую тропку, что ветви кустарников хлестали по лобовым стеклам…

Остановились неожиданно. Еще не вышли из машины, как увидели, что перед нами железный забор, а вокруг машины много солдат с автоматами.

Сопровождающие долго говорили с охраной. Показывали какие-то документы. Указывали на часы. Смотрели в сторону «русских товарищей».

Нас пропустили. Машины очень медленно покатили вперед. Снова начались какие-то кусты по обочинам. Поворот, еще поворот… Наконец мы остановились у приземистого бунгало с плотно зашторенными окнами. Свет сквозь них проникал столь слабо, что трудно было нашарить ногами ступени крыльца. А фонари, даже если бы они у нашей делегации и были, зажечь, видимо, не удалось бы…

Кастро вышел навстречу. Он был в привычном зеленоватом френче с майорскими погонами, а на широченном кожаном поясе болтались сразу две кобуры с пистолетами.

С Черненко Фидель обнялся, так как был давним знакомым. Секретарю ЦК Долгих и полномочному послу СССР в Республике Куба просто пожал руки.

— Фидель приглашает пройти в комнату… — проворковал переводчик.

Кастро снял свой пояс с амуницией и передал порученцу.

— Это акт высокого доверия к вам состороны Фиделя, — пояснил шепотом один из кубинцев, хорошо владеющий русским.

Все расселись за небольшим круглым столом. Освещение все равно оставалось скудным. Будто под потолком горела хилая двадцатисвечовка.

— Рауль! — представил нам Фидель своего брата, присутствовавшего при переговорах, и дальше не стал представлять его по должности, но мы и так прекрасно знали его посты: министр обороны, министр внутренних дел, министр безопасности… Как бы теперь сказали — силовой министр!

С давних комсомольских лет, когда мы хором распевали: «Куба — любовь моя!» и «Говорит вдохновенно Фидель — мужество знает цель!» — мне он представлялся человеком небывалым, мощным, монументальным что ли…

И вот он передо мной! Я сижу с ним за одним столом… Мечта сбылась!

Но что это?.. Холодные, бесстрастные глаза, безучастно смотрящие сквозь собеседников. Резкий тон. Безапелляционно судящий обо всем человек. Не привыкший слушать возражения и доводы кудлатый бородач…

«Устал, — решил я про себя оправдать былого кумира, — и находится на пределе человеческих возможностей…»

В ходе беседы говорил один Фидель, изредка прерываемый переводчиком. Суть одна: «США — оплот зла! СССР — единственный друг!»

Разговор о финансовой и экономической помощи Кубе в устах Кастро не нес характер просьбы — это было настоятельное требование, высказанное в резкой и категорической форме.

Черненко не собирался возражать. Политика СССР в отношении к Кубе всегда развивалась так, что любые просьбы-требования удовлетворялись… Пообещали, что все будет в точности выполнено и в этот раз.

В Гавану мы вернулись лишь утром. Дорога была столь же непонятной и таинственной, напоенной ароматом незнакомых растений, наполненной ночным посвистом чужих птиц и пылью, пылью, пылью… Утром, как ни в чем не бывало, мы вернулись на съезд. Страсти там накалялись еще больше! Каждый выступавший требовал тотчас отправляться в бой с оружием в руках и защищать революцию до последней капли крови. При этом выступавшие глядели в нашу сторону: «Мы обращаемся к СССР — надо тотчас и немедленно вооружить народное ополчение!»

На эти требования нужно было давать ясный, а не уклонный ответ. Сказать «нет», значит стать врагом революции! Сказать «да», значит получить второй карибский кризис!..

Когда Черненко придумал слова, которые произнес в тот день с трибуны кубинского съезда, до сих пор не пойму — за спиной полная мытарств бессонная ночь, тряска, качка и ни минуты нормального отдыха?