— Неверно! Я сейчас прочту тебе отзыв из «Прямодушного». — Бетховен вытащил из кармана газету. — Слушай. «Новая опера Бетховена «Фиделио, или Супружеская любовь» мне не понравилась. Музыка совершенно не оправдала ожиданий как знатоков, так и любителей. В ней отсутствует то искреннее, яркое выражение страсти, которое так привлекало нас в произведениях Моцарта и Керубини[74]
...» И так далее. Выходит, немецкий композитор всё-таки способен создавать оперы. Правда, жизнь у него была уж больно нелёгкая и завершилась общей могилой для бедных. И потом, насколько я знаю, императорский двор запретил ставить на сцене «Волшебную флейту». Так вот: моя опера написана по-другому, ибо времена изменились, но люди в отношении музыки полагают, что живут ещё в прежнем мире. — Он взмахнул рукой, как бы отметая возможные возражения. — Что же касается Керубини, то ты прекрасно знаешь, Стефан, что я очень ценю его не только как композитора, но и как человека, и чувство зависти мне незнакомо, но, поверь, не будь он итальянцем, немцы относились бы к нему совсем по-иному. — Он недобро прищурился. — А зачем, собственно говоря, ты притащил меня сюда? Хочешь устроить торжественные поминки по «Фиделио»? Или общественный суд надо мной? Кто ещё придёт?— Драматург Коллин, чья трагедия «Кориолан» произвела на тебя такое сильное впечатление, Трейчке, твой дирижёр Клемент, исполнитель партии Флорестана Рёкель...
— А с какой целью?
— Мы бы хотели предложить тебе произвести кое-какие изменения.
— Вы — мне? А что, все уже в сборе?
— Думаю, да.
— Тогда пусть заходят! — Бетховен рывком распахнул дверь. — Прошу вас, дамы и господа! Смелее, Коллин! Я хочу написать увертюру к вашему «Кориолану» и потому нуждаюсь в подробностях. Рад вас видеть без дирижёрской палочки, Клемент. У вас, мой славный Рёкель — Флорестан, такое лицо, словно вы ещё сидите в тюрьме.
Он сделал шаг вперёд и низко поклонился княгине Лихновски:
— Полагаю, что вижу в вашем лице исповедника или, точнее, исповедницу, пришедшую проводить меня в последний путь. Но любой преступник будет только рад, если на эшафот его возведёт женщина такой божественной красоты.
— Надеюсь, это продлится не долго, Бетховен? — пророкотал своим ничуть не утратившим силы густым басом князь Лихновски. — Я сильно проголодался и приказал повару через два часа приготовить ужин.
Он помялся немного и, сев по традиции первым за рояль, добавил со смущённым видом:
— Кстати, вы знаете последнюю новость? Французы начали покидать город. Наполеон спешно выехал из Шёнбрунна, очевидно, потому, что к Вене приближаются союзные войска.
— Нет, ваше сиятельство, я располагаю другими сведениями, — глухим, каким-то неживым голосом произнёс Бройнинг. — Оба императора — Александр и Франц — сосредоточили свои силы в Моравии, а точнее, близ Аустерлица, и у меня создалось впечатление, что Наполеон просто двинулся им навстречу.
— Выходит, нас ожидает встреча трёх императоров, — с беззлобной усмешкой проговорил Коллин.
— Если угодно, можете называть так предстоящее сражение. Но пока давайте начнём битву с нашим славным Людвигом. Может быть, ваше сиятельство соизволит пустить в ход тяжёлую артиллерию?
Лихновски робко взглянул на софу, где сидели Бетховен и его жена:
— Так я рискну?..
— Рискуйте, ибо я... — Мария Кристина кокетливо улыбнулась и положила ладонь на руку Бетховена, — удерживаю противника.
На партитуре обозначили соответствующие места, и князь опустил руки на клавиши. Время от времени Рёкель пел отрывки из арий, и, если он оказывался не в состоянии взять какую-либо ноту, Клемент восполнял недостаток игрой на скрипке. Они спорили, ругались, принимали решения и снова отвергали их, пока не пришли к компромиссу, и Бетховен радостно шепнул княгине:
— Ну наконец-то я могу со спокойной душой вернуться домой. По-моему, я здесь больше не нужен. Хотя нет, подождите.
Он встал с софы, подошёл к роялю и сыграл одной рукой.
— А теперь, может быть, господа позволят мне сесть за рояль. Я хочу предложить им нечто иное, но для этого мне требуются обе руки.
Вопреки обыкновению в его голосе совершенно не чувствовалась издёвка, смуглое лицо не подрагивало, что обычно выдавало прилив бешеной энергии. Своим поведением он, казалось, напротив, стремился успокоить окружающих.
— Слышите адажио? Это атмосфера тюрьмы, где жизнь нарочито замедленна, а все чувства притуплены. А теперь аллегро. Так стремительно зарождается у Леоноры мечта о спасении Флорестана.
Он замолчал, подумав, что, может быть, Жозефина тоже когда-нибудь придёт и спасёт его.
Он продолжал играть, стремясь выразить в звуках удары судьбы в ворота. Права человека выше прав любого, даже самого могущественного императора. Так пусть же распахнутся ворота Бастилии, иначе я выбью их!
Он играл и играл, быстро наращивая темп, а потом вдруг обмяк и лёг грудью на рояль, бессильно свесив руки.
Мария Кристина осторожно подошла сзади и коснулась губами его буйной шевелюры.
— Увы, но это лишь слабая замена лавровому венку, полагающемуся вам за столь великолепную увертюру. Вы создали настоящий шедевр.