Аппассионата. Бетховен

— Ты? Конечно, пусть даже не слишком лестное для меня, — удовлетворённо кивнул он.

— Соната навевает слишком мрачные мысли, лишает последней надежды. Я ещё тогда в «Золотом грифе» хотела тебе это сказать. Разумеется, сама соната просто изумительная, но сейчас я хочу поговорить о другом. Ведь ты мне даже руки не протянул, Людвиг. Или ты хочешь меня сперва поцеловать?

Он осторожно заключил её в объятия.

— Ты моя вечно любимая женщина...

— Ты придёшь сегодня вечером? — Она провела языком по его губам. — Я буду ждать. Зажечь побольше свечей или?..

— Нет. Только одну.

Он трудился теперь особенно упорно и настойчиво и напоминал самому себе таран, которым в старину взламывали ворота и стены вражеских городов.

Он тоже должен взломать стены города, в котором его ждала любимая женщина, олицетворявшая для него высшее счастье. Как-то вечером она ласково погладила его по лбу:

— Какие у тебя странные оспины, Людвиг. Я чувствую, что в душе твоей уже давно поселилась тревога, и хочу хоть немного успокоить тебя.

Да, он никак не мог обрести покой и даже не надеялся на это.

Он писал в дирекции различных театров, предлагая себя на должность заведующего музыкальной частью. Везде отказ. Ах, если бы не «Фиделио»...

Скрипичный концерт — и снова неудача. Может быть, имело смысл аранжировать его как фортепьянный концерт? Но тогда это была бы чистейшей воды подёнщина.

Правда, сейчас его манила цена. Ради неё стоило предпринять любую попытку.

«Пасторальная симфония» — мечта и реальность, воспоминание и день нынешний, а заодно и будущее, — она открывала ему путь в страну обетованную, куда он мог прийти рука об руку с Жозефиной. Он насвистел трель соловья, но так и не понял, правильно уловил её или нет. Он высунул голову в окно и не обнаружил поблизости ни одного соловья, хотя обычно они сидели чуть ли не на всех деревьях. Присутствие соловья раздражало его, он видел в нём какой-то зловещий символ.

Нет, он не прав, ни одно живое существо, кроме человека, не несло в себе зловещего начала, и потому его частые визиты к Жозефине, а её — к нему кое-кому очень не понравились. Ради неё он отправился в Баден и Хейлигенштадт, где им, подобно боящимся света насекомым, пришлось встречаться в темноте.

— Я не помешал, Людвиг?

Он так задумался, что не заметил, как в комнату вошёл Франц Брунсвик.

— Мне сейчас все мешают, — лукаво взглянул на него Бетховен. — Ведь одной рукой я сочиняю «Пасторальную симфонию», а другой — заказанную князем Эстергази мессу до мажор. Он хочет, чтобы её исполнили в день ангела супруги в Эйзенштадте. Но что с тобой, Франц? У тебя сегодня такой торжественный вид.

— Да, Людвиг. Скажи мне откровенно как мужчина мужчине, как близкий друг близкому другу: ты искренне любишь Жозефину? И готов ли ты жениться на ней?

— Франц! Если ты в чём-то подозреваешь меня...

— Не говори глупости. Но если ты её любишь, то немедленно женись на ней! Вчера приехали мама и Тереза. — Франц помедлил немного, а потом негромко продолжил: — Сестра заодно с нами. Она желает счастья и Жозефине, и... ещё в большей степени тебе. Она — самый лучший член нашего «Общества друзей человека». Ты понял?

Бетховен кивнул и с тревогой посмотрел на Франца:

— А Жозефина?..

— Речь сейчас не о ней, — холодно, с достоинством проговорил Брунсвик. — Очень многое, если не всё, зависит от мамы. Вчера она, не успев распаковать вещи, тут же обрушилась с нападками на Жозефину: дескать, она потеряла ещё один год, а молодость и красота не возвращаются. Короче, мама потребовала от Пепи снова выйти замуж, чтобы, помимо всего прочего, дети почувствовали мужскую руку. Иначе они вырастут балованными и невоспитанными.

— Вот уж не думал, что у меня руки воспитателя и педагога, — обезоруживающе улыбнулся Бетховен, рассматривая кончики пальцев. — Меня бы кто воспитал!

— Твоим воспитанием, я знаю женщин, займётся Пепи, — мягко, но очень серьёзно сказал Франц Брунсвик. — Поверь мне, я знаю женщин. Поверь мне, пока ситуация складывается не в твою пользу, но Жозефина просила передать, что твёрдо намерена как можно скорее вступить с тобой в брак, даже если мама будет против. Она даже готова хоть сейчас перебраться к тебе.

— Не следовало бы тебе это говорить, Франц. — Лицо Бетховена исказила нервная гримаса. — В данный момент я не могу жениться. Пойми, я нищий, Франц! — Перехватив недоумённый взгляд собеседника, он тяжело поднялся и прошёлся по комнате. — Знаешь, сколько я заработал на концертах по подписке у Лобковица? Даже боюсь назвать сумму, такая она маленькая. Я тружусь как вол и тем не менее влачу жалкое существование. Разумеется, у меня заключён договор с Клементом, но деньги поступают крайне нерегулярно. И в таких условиях должна жить Жозефина?

— А если вы переедете в Мартонвашар?

— Я? А в качестве кого? — в бешенстве закричал Бетховен. — Да там я буду получать милостыню! Жить на средства жены! Да меня там все презирать будут! Нет, я по-настоящему люблю Жозефину и потому никогда не пойду на такой шаг. А тебе, Франц, должно быть стыдно.

Брунсвик крепко обнял друга и прижался головой к его плечу.