Аппендикс

«Все должны были посмотреть по телевизору передачу и записать то, что слышали и видели. Ты, может, у нас глухая? Тогда тебе не место в нормальной школе среди здоровых детей».

Она совсем зашлась, и я подумала, что нужно что-то сделать.

На меня еще никто не кричал, и я просто не могла понять, что происходит с учительницей. Я стояла, уткнув подбородок в грудь. Говорить так было неудобно, поэтому я подняла голову и сказала:

– У нас нет телевизора.

– Что-что? – вскрикнула Светлана Анатольевна, немного подпрыгнув. Шило явно мешало ей.

Почему-то дети в классе стали смеяться, а некоторые визжать.

А что смешного? Зачем он нужен, этот телевизор? Мать или болеет и тогда лежит с книгой на тахте, или ее нет целый день дома, сестра или в школе, а если дома – играет на скрипке. Мое сердце грохотало, словно деревянный пенал в ранце, но я, конечно, не плакала, во-первых, в парте у меня была коробка с кокардой, пуговицей, значком и солдатиком, а во-вторых, на мой взгляд, телевизор был настоящей ерундой. Моя мать теперь работала на телевидении, и не понаслышке я знала, что красивые дикторы, которыми все восхищаются, – это обычные женщины. Их красят жирными красками и причесывают в специальной комнате, они заучивают километры текста, который совершенно никому не интересен, садятся в угол с изображением того, о чем собираются говорить, и с выражением произносят слова, которые видят написанными большими буквами на стене или на экране напротив. Я знала, что, когда показывают утят, что плещутся в воде, взрослые дядьки шлепают руками в тазике и крякают в темной комнате. Лают, кукарекают, каркают и хрюкают, если надо. Я знала, что на телевидении – все ложь, хотя все в живом эфире, и потому до смерти – четыре шага. Стоит ошибиться, и у тебя разорвется сердце, как это случилось с одним нашим знакомым, чей огромный портрет в траурной раме долго висел в центре высоченного вестибюля. По его вине изображение Брежнева перевернулось вверх ногами, и он умер прямо на месте.

Да, конечно, студия телевидения была гораздо интереснее школы – многоэтажный дом, где можно было ходить из одной комнаты в другую и повстречать Золушку в обнимку с ее собственной мачехой или Всадника без головы, жующего сосиски в столовой. Но телевидение – это одно, а телевизор – другое.

Однако Светлана не могла успокоиться. Она продолжала горланить, что мы, дети, доживем до двадцать первого века, что мы обитатели такой страны, где каждый может иметь телевизор, и что позор, позор и позор. При этом ее волосатые ноги в прозрачных чулках быстро мелькали, будто в танце, – три шага назад, три шага вперед. На слове «позор» она разворачивалась и делала следующее па.

Что до позора, то у нас не было даже электрического утюга. Мать гладила на кухне чугунным, снимая его с газовой конфорки. Она все время повторяла, что у нас мало денег, что у нее очень маленькая зарплата, хоть она и работает с утра до ночи. Холодильник тоже был только у одной нашей знакомой, хотя мы не понимали, зачем он: ведь продукты отлично хранились между оконными рамами.

После урока Светлана Анатольевна прочертила мне в дневнике еще один жирный красный кол. Он тоже занял всю страницу и разбрызгался даже на соседнюю. Пожалуй, он был еще лучше прежнего, и я с гордостью показала дневник сестре. Никто и не думал меня ругать за такое, матери было не до того, а сестра сама была настроена против школы, и мои колы ее только веселили.

После того как меня наказали на уроке физкультуры за какую-то очередную пакость или проказу, поставив стоять на улице под дождичком на весь урок, я решила заболеть, а потом уплыть в какую-нибудь другую страну, где о школе никто даже не слышал. Да и Светлана Анатольевна сказала, что я умственно усталая и мне лучше снова вернуться в детсад.

Я вспомнила торжественные проводы будущих первоклашек. Мне подарили деревянный лаковый пенал. Интересно, обрадуются ли воспитательницы, если я вернусь? Хотя мне не хотелось и в детсад. Гораздо лучше было оставаться дома. Листать альбомы с репродукциями, забравшись вместе с Фроиндом под плед с черными и белыми квадратами, бесконечно смотреть во двор-колодец или просто не делать ничего.

Снежинка

Наиболее мудрые отказываются от подобных верований… но жизнь, рассматриваемая в своей целостности, в любой момент предоставляет возможности для веры, так что этого можно даже не заметить.

Плиний Старший. Естественная история. XXVIII