Апрель

САША. Как раз я не очень хорошо знаю адрес Шевырева. Я даже линии его точно не помню.

ДЕЙЕР. Так вы бывали на квартире у Шевырева или нет?

САША. Кажется, был один раз. Не больше.

Первоприсутствующий снова собрал морщины на лбу. В это время член Особого Присутствия сенатор Бартенев зевнул так широко и так сладко, что в публике даже прошелестел смешок. «Ну зачем же он так долго мучает всех этих расшитых золотом сенаторов? — думал Саша, глядя на Дейера. — Ведь Бартенев давно хочет спать, Ягн тоже хочет спать, Окулов обижен полученным замечанием, Лего нужно принять лекарство. Да и публика устала…»

— Скажите, Ульянов, — первоприсутствующий придумал наконец вопрос, — к моменту знакомства с Говорухиным и Шевыревым вам известен был их образ мыслей?

— Да, известен.

— И он совпадал с вашими взглядами?

— Да, совпадал.

Бартенев сидел, позевывая, положив локти на стол. Положение за судейским столом складывалось донельзя неприличное. Дейер пошептался с Ягном, с Окуловым, с Лего, строго посмотрел на Бартенева.

— Объявляется перерыв заседания Особого Присутствия Правительствующего Сената, — высоким голосом возвестил Дейер. — После перерыва допрос подсудимого Ульянова будет продолжен.

Сзади, топая сапогами, подошли судебные приставы. Саша взглянул на маму, несколько раз кивнул головой. Мама поднялась с места, заторопилась по проходу к барьеру, уронила белый платок…

Пристав положил сзади на плечо тяжелую ладонь. Саша отвернулся от решетки и, сгорбившись, вышел из зала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

— Продолжается допрос подсудимого Ульянова…

Дверь из зала заседаний Особого Присутствия в комнату, где содержатся подсудимые, чуть приоткрыта. Слышно, как сдержанно перешептывается публика, с шумом отодвигают громоздкие кресла с высокими спинками сенаторы, как рассаживаются на своих местах сословные представители.

Саша оглядел комнату. Сгорбленный Шевырев, бледный Канчер, растрепанный Горкун, унылый Волохов. Только Осипанов сидит между жандармами прямо и строго, ни тени раскаяния на его лице.

Генералов и Андреюшкин напряженно внимательны. Новорусский растерян, подавлен. Красавец Лукашевич улыбается немного натянуто и удрученно, но все равно никакие испытания — ни уже принятые, ни будущие — не могут изменить его гордой, независимой осанки.

— Прошу ввести подсудимого Ульянова, — скрипит за дверью голос Дейера.

Слоновья поступь судебных приставов. Саша встал. Тотчас же все глаза поднялись па него.

Осипанов и Генералов смотрят твердо, надежно, Пахом Андреюшкин — неопределенно; все остальные по-разному — испуганно, безразлично, боязливо, виновато (это Канчер).

— Пожалуйте в залу Присутствия, — важно, с достоинством басит один из приставов.

И Саша, подняв голову, идет в зал заседания Особого Присутствия.

Мама сидит на старом месте — в последнем ряду около двери. Сенаторов за столом только четверо — Бартенева, очевидно, отправили спать. Не хватает и одного сословного представителя — волостного старшины Васильева. Чувствуется, что судьи плотно пообедали, выпили, исчезло болезненное выражение с кислой физиономии Лего, даже старикашка Ягн и тот приободрился. Публики, естественно, поменьше — заседание вечернее.

— Подсудимый Ульянов, — скрипит Дейер, — вы готовы к продолжению допроса?

Саша кивает.

— К суду претензий не имеете?

Саша качает головой.

— Возобновляем допрос подсудимого Ульянова, — протяжно объявляет Дейер и тут же, опасаясь, что Окулов перехватит инициативу, сам задает первый вопрос. — Скажите, подсудимый, когда вы познакомились с метальщиками — Генераловым, Андреюшкиным и Осипановым?

САША. С Генераловым я познакомился осенью прошлого года…

ДЕЙЕР. С Андреюшкиным?

САША. В декабре.

ДЕЙЕР. С Осипановым?

САША. С Осипановым я виделся только один раз — двадцать пятого февраля.

Дейер удивленно поднял брови:

— Неужели всего один раз? Этого не может быть.

— И тем не менее это так.

— Значит, Осипанова видели только один раз?

— Один раз.

— Но фамилию-то его раньше слышали?

— И фамилии не слышал.

— Но вам же говорили, что существует лицо, готовое принять на себя метание снаряда?

— Говорили. Но фамилии при этом не называли.

Дейер задумался. Сенатор Окулов зашелестел бумагами. Первоприсутствующий, как бы спохватившись, снова начал задавать вопросы.

ДЕЙЕР. Когда вы познакомились с Канчером?

САША. В январе этого года.

ДЕЙЕР. А с Горкуном?

САША. Приблизительно в то же время.

ДЕЙЕР. И с Волоховым тогда же?

САША. Нет, с Волоховым позже, в феврале.

ОКУЛОВ. Господин председатель, прошу прощения… Скажите, Ульянов, вам приходилось бывать на квартире Горкуна?

САША. Приходилось.

ОКУЛОВ. С какой целью?

САША. Сейчас уже не помню…

ОКУЛОВ. Я могу напомнить вам… Вы принесли туда гектографированные прокламации о событиях семнадцатого ноября в Петербурге на Волновом кладбище. Когда вы хотели отслужить панихиду в память о литераторе Добролюбове. Припоминаете?

САША. Припоминаю…

ОКУЛОВ. Какого числа это было?

САША. Не помню.

ОКУЛОВ. И опять же я могу напомнить вам. Это было двадцатого ноября. Это число указано в обвинительном заключении.