Апрельская ведьма

В восемь вечера Маргарета начала плакать. В десять перестала и принялась перечислять все известные ей ругательства, по одному на каждый шаг по кухне. В два часа ночи она уснула с мальчиком в обнимку. А в полседьмого кто-то крепко тряханул ее за плечо, так что она разом проснулась.

– Вали-ка отсюда, – сказала Биргитта. – Это моя постель. А я ухайдакалась, как собака.

Ну, чего злишься. – Биргитта наполняет свой стакан. – Это всего-то пиво. Маргарета смотрит в сторону: она снова раскаивается, она раскаивается всегда. Когда в следующий раз ей захочется оказать любезность одной из сестер, она отведет себя в сторонку и врежет там себе как следует. Просто в качестве напоминания.

– Я не злюсь, – отвечает она, но не может скрыть раздражения в голосе. – Я просто думала, ты бросила пить. Ты же обещала, когда я звонила в прошлом году.

Биргитта поднимает стакан и разглядывает на свет янтарную жидкость.

– Я и не пью, – отвечает она. – Просто пива взяла. И не нужно истерики.

Истерики? Маргарета, хмыкнув, открывает меню:

– Что ты будешь? Пиццу? Или еще что-нибудь?

Биргитта не отвечает, прикрыв глаза, она с наслаждением потягивает пиво длинными глотками.

– Лично я беру семгу. – Маргарета откладывает меню в сторону. – Семгу-гриль.

Биргитта почти опустошила стакан и слизывает пену с верхней губы.

– Семгу? Да блин, как-то жрать вроде не тянет…

Если она не съест чего-нибудь, то опьянеет, а если опьянеет, то тогда держись… Перед глазами у Маргареты встала картинка: вот она идет по Дроттнинггатан, пытаясь утихомирить горланящую и спотыкающуюся рядом с ней Биргитту. Нет уж, такого унижения она терпеть не станет. И, положив обе руки на стол, она откидывается назад и шипит сквозь зубы:

– Ты сейчас же поешь! Если не поешь, я не повезу тебя ни в какую Муталу, можешь добираться домой, как знаешь!

Биргитта сперва оторопела, но тут же затараторила:

– Черт, ну что ты дергаешься-то? Ясное дело, поем я, просто не люблю я семгу. Это что, запрещено?

Прихлебывая пиво, она принимается листать меню.

– Шницель? – спрашивает она. – Это то же самое, что бифштекс?

Маргарета закуривает, пальцы ее немного трясутся.

– Шницель – это прессованные мясные обрезки…

Она проглотила конец фразы – что это еда, которую делают для таких, как ты, те, кто презирает таких, как ты. Но Биргитта не слышит ни того, что она сказала, ни того, что подумала.

– Смотри-ка, картошка фри под соусом «беарнез»… Вот зараза! Ладно, это я возьму. – Она снова наполняет свой стакан и улыбается поверх него. – Ты чертовски любезна, Магган! Всегда сделаешь по-своему!

Молчание. Маргарета смотрит в окно, чувствуя, как у нее опускаются плечи. Дроттнинггатан тонет в сумерках. Все как прежде. Те же шестидесятые, если бы не другой покрой одежды прохожих и цвет трамваев. И сама она словно семнадцатилетняя гимназистка. По крайней мере – в душе.

– Когда я жила в Норчёпинге, у меня был роман с нашим учителем, – говорит она, наливая себе пива. И поражается собственной откровенности – никогда еще она ни с кем не говорила о том, что происходило между нею и Андре. Но Биргитта, похоже, не слушает, она разочарованно следит за стаканом, который Маргарета подносит к губам, – надеялась, наверное, что и вторая бутылка достанется ей.

– Он обычно возил меня по вечерам на своей машине, мы искали тихое местечко – каждый раз другое, чтобы нас не узнали. И занимались потом любовью на заднем сиденье.

Биргитта явно заинтересовалась, она ухмыляется:

– Ух ты блин, вот уж про тебя бы не подумала. Ну и как он, ничего?

– Ничего?

– Ну да. В смысле потрахаться?

Маргарета чуть вздергивает верхнюю губу. О господи.

– Пожалуй. Но не в этом дело. Мне было одиноко, мне был нужен кто-то…

Она умолкает, молоденький официант ставит перед нею тарелку, и она равнодушно глядит на семгу. Биргитта тянется за солонкой и солит картошку широким жестом сеятеля. Маргарета, переведя дух, продолжает:

– Это было так ужасно – то, что случилось с Тетей Эллен, я, наверное, с год потом была в шоке.

Биргитта цепенеет, глаза ее сужаются.

– Я не виновата!

Гнев Маргареты вспыхивает снова – неужели трудно выслушать?

– Разве я это говорила?

Биргитта отпускает солонку и принимается искать сигареты, потом, выпятив губы, щелкает зажигалкой.

– Вы всегда меня обвиняли! Всегда!

Маргарета накалывает ломтик картофеля на вилку, ее так и подмывает выплеснуть накопившуюся злость.

– Мы же с учителем сами тебя видели как-то вечером…

Взгляд Биргитты блуждает, бросив зажигалку, она роется свободной рукой в кармане джинсов.

– На, погляди, – говорит она. – У Кристины, видно, не все дома, она меня прямо преследует. Смотри, какую херню она мне…

Она швыряет на стол сложенный вчетверо желтый листок и дрожащими пальцами пытается его развернуть. Маргарета наблюдает за ней с нехорошей улыбкой, теперь она не даст себя провести. Довольно ею манипулировали. Она устала быть любезной. Чего ей бояться-то?

– Ага, – говорит она. – Так и было. Мы видели тебя как-то вечером. На панели в Салтэнгене.