Апрельская ведьма

– Тетя Эллен! Что случилось?

Тетя Эллен подняла одну бровь и шевельнула губами, верхняя была в крови, хлынувшей из носа, и в левом уголке рта выступила слюна. Она не могла говорить. Маргарета подняла голову и глянула на Биргитту, та стояла, распластавшись по стенке у окна. При полном параде: крепко надушенная и начесанная, в узкой юбке и джемпере в обтяжку. Презрение сжалось в Маргаретиной голове в одну пылающую перед глазами точку. Дрянь! Она сглотнула:

– Что произошло?

Биргитта прикрыла рот ладонью и проскулила сквозь пальцы:

– Я не виновата!

Маргаретин голос понизился до шепота:

– Ты ее ударила? Ты посмела ударить Тетю Эллен, ты, паршивая…

Биргитта еще сильнее вжалась в стену, по-прежнему не отнимая руки ото рта:

– Нет! Не трогала я ее, ей-богу… Мы поругались, она кричала на меня и потом повалилась. Я не виновата!

Маргарета, скривившись, молча отвела глаза – не стоит эта тварь, чтобы на нее смотрели. Отпустив руку Тети Эллен, она принесла диванную подушку, расшитую изящнейшим тамбурным швом, зеленой и красной ниткой, и, осторожно приподняв ее голову, подсунула под затылок.

– Ничего, мамочка. – Она погладила руку Тети Эллен. – Все будет хорошо.

В тот же миг в дверном проеме гостиной возникла Кристина, ее севший голос был едва различим:

– Что случилось?

Маргарета подняла голову, посмотрела на сестру и наконец заплакала.

Биргитта приговорена пожизненно. И она это заслужила.

Маргарета шарит по столу в поисках сигарет, потом до нее доходит – их нет. Видно, Биргитта не настолько разволновалась, чтобы забыть их прихватить. Плевать. Теперь Маргарета знает, что делать дальше. Найти цветочный магазин, купить розу и поминальную свечку на могилу, а потом ехать обратно в Муталу. Одной. Пойти на могилу Тети Эллен и посидеть там, рассказать ей про письмо, пришедшее из ниоткуда, обо всем, что есть, и о том, что могло бы быть. Да. Она расскажет Тете Эллен то, чего не рассказывала никому – об Андре и той осени в Гётеборге, о своей поездке в Южную Америку с мужчиной, которого она бросила на третий день, и о своих одиноких прогулках по Лиме, и о том, как она вернулась в детский дом и увидела, что кроватка пуста.

– Где мой мальчик? – спросила она, обернувшись и глядя в черные глаза заведующей.

– О, сеньорита, – принужденно улыбнулась та в ответ. – Это был не ваш мальчик. Днем сюда приходила его мать с одним адвокатом. Он дает ей пятьсот долларов. А вы что, могли бы предложить больше?

Да. Она могла бы предложить больше, она много получила и поэтому может много отдать. Того наследства, которое она передала бы бесконечному роду безродных детей, хватило бы, чтобы перебить цену любой накачанной долларами американской пары. Но мальчика уже забрали, и заведующая отказалась назвать ей фамилию того адвоката. А значит, Тете Эллен никогда уже не стать родоначальницей рода подкидышей, а у Маргареты Юханссон не будет потомков. Ведь она только случайный сгусток частиц, которые рассеются и соберутся вновь в тысячи других сгустков, не оставляющих по себе никакого следа.

Выйдя из ресторана, она переходит на солнечную сторону и поднимает лицо к небу, чтобы ветер взъерошил ей волосы. Воздух прохладный и душистый, она принюхивается, пытаясь идентифицировать молекулы, ударяющиеся о слизистую носа, и, когда ей это удается, улыбается. Весна в воздухе. Конечно. Завтра день равноденствия. Канун равноденствия – подходящий день, чтобы навестить Тетю Эллен.

Заметив цветочный магазин на другой стороне, она спешит к переходу, но кто-то хватает ее за локоть, едва она ставит ногу на проезжую часть. Обернувшись, она вглядывается в серое лицо Биргитты – мешочек под подбородком трясется, когда она принимается лопотать:

– Я не виновата. Ты должна поверить мне, хоть раз в жизни!

Маргарета не отвечает и, выдернув руку, устремляется на дорогу. Приходится почти бежать, еще пара шагов – и светофор переключится на красный. Автобус угрожающе рычит на нее, и не слышно, что кричит Биргитта, пока Маргарета не оказывается наконец на другой стороне улицы.

– Она лгала! Она была мерзкая старуха! Ты же не знаешь, что она сделала!

Это – последняя капля. Биргитта может добираться в Муталу, как хочет.

На чаше весов

А ты сама, роскошная природа,

Что ты, как не в обличье дивном тролль,
Что пожирает собственных детей,
К тебе пришедших за угрюмой лаской?
Ты – их могила и могильный страж —
Хранишь ворота вечности, как Сфинкс
О лике девичьем и лапах львиных,
И длишь в безмолвии улыбку смерти…
Ну что ж, убей – но прежде объясни мне,
Зачем я был, что мир мой означал.

Пер. Даниэль Амадеус Аттербум

Я не могу глотать. Я больше никогда не смогу сделать и глотка.

Что это значит? Куда ведет меня эта утрата?

Ответ прост: к границе небытия.