– Это самое настоящее пушечное ядро, – всхлипывая, объясняла она девочкам. – Наследство от нашей с Хуго бабушки, папиной мамы. Мы используем его только в канун сочельника, это традиция…
Тетя Эллен усмехнулась уголком рта и достала носовой платок.
– Высморкайся. – Она издала короткий грудной смешок. – В горчицу соплей напустишь…
Кристина слушала как завороженная этот смех, то и дело издаваемый Тетей Эллен. Как будто маленькая голубка свила гнездышко у нее в горле, маленькая голубка, ворковавшая от удовольствия в своем гнезде. Воображаемая голубка настолько захватила ее, что она забылась. И не заметила, как съела все, что было на тарелочке, – три сосиски, четыре тефтели и почти весь бутерброд с сыром. Кристина уже доканчивала бутерброд, когда подступила тошнота. Она открыла рот, и недоеденный кусок выпал на тарелку. И в тот же миг ожил в ушах давний голос: «Ах ты, малявка избалованная! Что, еду выплевывать!»
Кристина закрыла глаза, ожидая огня. Но ничего не произошло. В первый раз ее рубцы не загорелись от отдающегося в ушах страшного голоса. Она подождала еще секунду, потом очень осторожно, на миллиметр, приоткрыла одно веко и посмотрела в щелочку. Сестра Инга вытирала слезы платком, она ничего не видела. Маргарета во все глаза уставилась на Кристину, но ничего не сказала. А Тетя Эллен очень осторожно положила руку Кристине на голову, торопливо погладив по волосам, а другой тем временем незаметно смахнула непрожеванный кусок в карман своего халатика.
Сестра Инга высморкалась и подняла глаза.
– Ну слава богу, – сказала она. – Кажется, Кристина все съела.
Так закончился первый день.
В сочельник после обеда стала стекаться остальная родня. Первой появилась Сельма, старенькая мама Тети Эллен, костлявая, в нарядном платье, черном и наглаженном, лицо же ее, наоборот, было очень белым и морщинистым. Она взяла Маргарету за подбородок и внимательно поглядела на нее сухими глазами, а потом, отпустив ее, повернулась к Кристине:
– Новенькая?
Сестра Инга присела в книксене у Кристины за спиной:
– Нет-нет. Она из детского дома, где я работаю, мы только на Рождество…
Сельма пожала плечами.
– Вот как. Ага. Вообще-то я люблю детей. Но только если они хорошо себя ведут. А иначе пошли они к черту…
Сестра Инга уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент на лестнице послышались голоса. Это прибыли главные персонажи. Самые важные гости.
Стиг встал посреди дверного проема, раскинув руки, секундой позже то же движение повторил за его спиной Гуннар. Оба расстегнули свои пальто, обнажив чуть пожелтевшие манишки из модного нейлона. Могучие голоса раскатились по всему дому.
– А вот и мы! – рокотал Стиг.
– Счастливого Рождества! – гремел Гуннар.
Позади них сбились стайкой их семейства: жены – Битте у Стига, Анита у Гуннара – и пятеро разновозрастных сыновей с приглаженными мокрой щеткой волосами и вялыми новомодными именами: Буссе, Челле, Лассе, Улле и Анте.
– Милости просим, – сказала Тетя Эллен.
Кристина смотрела на нее не отрываясь. Не только потому, что она сменила цветастый халатик на серое вечернее платье с кружевным воротником, – самый голос ее словно тоже переменился под стать цвету и торжественности наряда. И сестра Инга преобразилась, но в другом роде. Порозовев от горячности, пылкой родственной радости, она протянула Стигу руку:
– Братик! До чего же я рада тебя видеть…
Стиг поспешно пожал ей руку и принялся стаскивать с себя пальто.
– И я рад. Как ты?
– Хорошо. А сам-то как? Все воюешь на коммунальном фронте?
Стиг поспешно коснулся галстука, проверяя узел, и поправил пиджак.
– Да вот, я с октября уже председатель окружной комиссии по делам несовершеннолетних. Не слышала еще?
Сестра Инга прикрыла рот рукой, теперь уже совсем на себя не похожая. Строгая фрёкен из детского дома сама вдруг превратилась в маленькую девочку.
– Ух ты! Ну надо же! Вот здорово…
Стиг, обняв Гуннара, подтолкнул его навстречу сестре.
– А это заместитель председателя профсоюзной ячейки «Люксора». На будущий год пройдет трехмесячные курсы на Рюнё, и тогда такой получится шустрый депутат, что не дай бог…
– Э. – Гуннар толкнул брата плечом. – Не скоро еще у меня вырастет такой же язык без костей, как у тебя…
– Ладно тебе, – отозвался Стиг. – Уж я-то тебя небось знаю…
– О! – выдохнула сестра Инга. – Какая жалость, что Хуго до этого не дожил. Вот бы он порадовался.