Миниатюрные бирюзовые кустики с недоумением смотрели своими большими голубыми глазами на метаморфозы, произошедшие с дорожкой. Они были еще слишком юны, чтобы осознать непоправимость происходящего. А поняв, что произошло нечто ужасное, они — сначала один, а за ним и все остальные — стали ронять на вытоптанную траву свои глаза. Сперва это был редкий дождь, но затем он обернулся ливнем, и вскоре каждый худенький ствол остался наг и слеп.
Стройные, тянущиеся до небес, играющие своими гибкими ветвями с ветром деревья тоже не знали человека. Потрясенные до глубины души варварским вторжением и в то же время слишком сильные и гордые, чтобы плакать подобно малюткам-кустам, — деревья медленно, начиная с корней, завернулись в багровый саван, который, покрыв их до самых вершин, вдруг спал, превратившись в мириады алмазных ящериц, мгновенно растворившихся в затянувшем всю землю черном болоте.
Все здесь дышало непростительным счастьем и гармонией — это было ненормально, и люди должны были исправить это.
Они все ближе и ближе к замку, по вытоптанной земле стелется мертвенно-белесый, похожий на отравляющий газ туман, воздух раскален и наполнен ярким тошнотворно-желтым цветом, разрушающим мозг. Из своего укрытия я вижу, как замок содрогается от ужаса, предвидя мучительную, неотвратимую гибель. Вдруг в окне самой высокой башни я замечаю черную фигуру. Она стоит лицом к разрушенному саду и, слегка покачиваясь, смотрит на огромную черную массу, стремительно приближающуюся к замку. Потом фигура поднимает голову к небу и разводит руки, словно намереваясь взлететь. Следуя за ее взглядом, я поднимаю голову и вижу бешено несущиеся, как при быстрой перемотке, перламутровые облака, с ними происходят странные метаморфозы: они постоянно меняют цвет от ослепительно-белого до тревожно-багряного, то вытягиваются в длину, то сжимаются в точку, в их плотной массе то тут, то там возникают причудливые завихрения, и все это небесное море несется к одинокой фигуре на высокой башне. Она раскачивается из стороны в сторону, и издали кажется, что это колдун, призывающий на помощь небесных духов. Вдруг из недр замка раздается густой протяжный звон, который, словно ледяная костлявая рука, сжимает мое сердце.
Но толпу уже ничто не в силах остановить. Она почти у цели, и осознание близости победы заставляет ее забыть обо всем на свете, даже об инстинкте самосохранения. Непонятный тревожный звон все громче, в конце концов он становится оглушительным, и тогда я затыкаю уши и закрываю глаза, пытаясь неизвестно зачем сохранить остатки разума. Я оказываюсь в темноте, в кроваво-черной пустоте, наполненной глухими стуками моего сердца, в бездне, не имеющей никакого сообщения с внешним миром. В голову заползают гнетущие безглазые мысли. Их все больше, они что-то бормочут, я чувствую прикосновение их холодных липких щупалец. Постепенно голова превращается в зловонное живое болото, которое разрастается и, не помещаясь в мозге, ползет дальше, заражая все новые участки тела. Я пытаюсь бороться с мыслями, ставлю тщедушный блок в виде здравого смысла — и вроде это срабатывает. Но вот одна крохотная мыслица, гибкая, как змея, и бесшумная, как первый снег, незаметно проскользнула под стеной и разбудила Совесть. «То, что ты видела, — спокойно начинает Совесть, — лишь ничтожная часть того, что на самом деле произошло здесь. Позволь, я расскажу тебе…» Она раскрыла рот, и, видя ее обезумевшие от ярости глаза, я прибегаю к единственному выходу — открываю глаза. Голос внутри исчезает, и мои глаза заливает свет. Яркий, ослепительный свет. Ослепла! — обжигает сознание чудовищная догадка.
Постепенно глаз выхватывает из белоснежной бесконечности неясные очертания чего-то знакомого. А на лице я то и дело чувствую мягкие и теплые прикосновения, и это ощущение наполняет меня спокойствием. Глаза все больше привыкают к яркому свету, и я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где нахожусь. Пристальнее всматриваюсь в отдельные предметы и понимаю, что я все еще в саду, но снег изменил его изуродованный облик до неузнаваемости. Кое-где еще видны пластиковые бутылки и окурки, кровавые пятна и обрывки одежды. Бесшумно, задумчиво снег опускается на землю, и постепенно все исчезает под белым покрывалом. Словно добрый врач, он заботливо кружит над садом — и вот уже сломанные деревья превращаются в белоснежные сугробы, и им не больно.
Гора. Вечная, ослепляющая своим величием и искрящимся на вершине снегом. А на ней наверняка обитают и старик гор, и ётуны, и северные олени, и Локи вкупе с Дедом Морозом…
И наверняка с обратной стороны эта гора окружена волнами теплого моря, из которого выпрыгивают и хохочут дельфины, а им счастливым криком вторят чайки. А иногда, иногда из голубой бездны показывается огромный хвост кита, медленно, прочувствованно, радостно он шлепает по пенистым гребням волн. И соленые брызги-братья весело взмывают вверх, и их круглые личики блестят и переливаются, обласканные нежными лучами утреннего солнца.