В апреле 2000 года приехал домой. У Ильи родился сын, и девушка Ильи вызвала его телеграммой. Мальчика назвали Женей. Илья приехал, съездил к Любе в соседнюю деревню, и они договорились, что он дослужит, если будет возможность, то останется по контракту и заберет Любу с сыном к себе. Сынок очень похож на Илью, дед Вася сказал, когда его увидел: „Один ушел, другой пришел!“
Последний раз виделись в середине апреля, когда провожали после отпуска. Илюша все улыбался, говорил, что все будет хорошо, помахал нам из вагона рукой и уехал. 12 августа я была на свадьбе у двоюродного племянника. Ночью мне стало как-то грустно и очень захотелось домой. Меня отвезли. А на 14 августа сон снился, словно передо мной голый ребенок, весь дрожащий и синий, а я ему говорю: „Миленький, как тебе плохо! Дай я тебе помогу!“ И проснулась. О беде узнала вечером, когда позвонила Люба и спросила: „Тетя Люда, что там случилось с „Курском“?“ А я сама ничего не знала. Сразу же включила телевизор и в новостях уже услышала об аварии. Начала звонить всюду. В районном военкомате даже не знали, что Илья служит в ВМФ. Переживали мы все очень тяжело. От деда нашего, который очень любил Илюшу, осталась только половина. И сейчас нет-нет да ловлю себя на мысли, что Илья еще служит и скоро к нам вернется…»
Немало матросов было откомандировано на «Курск» на тот роковой выход с соседнего «Воронежа» и со второго экипажа. Теперь они будут не проходящей до конца жизни болью для командира второго экипажа капитана 1-го ранга Олега Якубины:
«Буквально перед выходом я передал из экипажа на „Курск“ сразу нескольких матросов. Ребята радовались, что идут в море, и все им завидовали. Руслан Тряничев запомнился своим взрывным характером, был очень веселым и дело свое знал. После гибели приезжал его отец. Мы с ним долго сидели. Сережа Дрюченко служил электриком. К нам приезжали его мама и сестра. Сергей был очень скромным мальчишкой, никогда не лез на глаза, все делал надежно и спокойно. Про таких обычно говорят: беспроблемный матрос. Очень умный и интеллигентный, с хорошим чувством юмора. Никто в экипаже никогда не слышал от него грубого слова. Могу честно сказать, что за долгие годы моей службы он был один из самых лучших матросов. Игорь Логинов был из Коми. Очень эрудированный. Все свободное время с книжкой в руках. Увлекался музыкой. Много рассказывал, как дома охотился и рыбачил. Его с удовольствием слушали и матросы, и офицеры. Коломейцев тоже хороший мальчишка. За все время службы не помню, чтобы он был за что-то наказан. Очень исполнительный и всегда улыбка на лице. Что касается Коли Павлова, то могу положа руку на сердце сказать, что он был моим любимчиком. Да и как было не любить такого мальчишку! Сам деревенский, из Воронежской области, закончил педагогический техникум, успел поработать учителем в школе, аккуратный, исполнительный, скромный и тактичный. Не матрос, а золотце! В Видяево тоже его отец приезжал».
С Андреем Цвырлевым я познакомился на однотипном с «Курском» «Воронеже», где он служит турбинистом. Старший матрос Цвырлев почти всю свою службу отдал «Курску», а на «Воронеж» был переведен незадолго до последнего выхода своего родного корабля в море. Почему перевели? Дело в том, что «Курск» собирался в скором времени на боевую службу в Средиземное море и старослужащих матросов с него переводили на другие корабли, чтобы успеть подготовить к предстоящему серьезному испытанию и «обкатать» в море вновь пришедшую молодежь. На груди Андрея большой серебряный крест.
— Это мама мне надела, когда я уходил на службу, — говорит он, перехватив мой взгляд. — Наверное, он меня и спас! Сейчас с ребятами только и вспоминаем тех, кого уже нет, ведь на их месте мог быть любой из нас, но Бог вот нас помиловал.
Как узнали о случившемся?
Вечером 12 августа, когда в казарме готовились к отбою, сказали, что «Курск» не вышел на связь. Вслед за этим объявили боевую тревогу и экстренную готовность к выходу. Затем выход в море нам отменили. Моя мама думала, что я на «Курске». Очень волновалась, прислала телеграмму. Я ответил, что жив и здоров.
После обеда мы остаемся с Андреем вдвоем в опустевшей кают-кампании, и он рассказывает мне о своих друзьях, тех, кому уже не будет суждено никогда состариться: