Аптекарь

Зилькевич обратился к лавникам, чтобы те высказали свое мнение. Те сказали, что от предписаний отступать нельзя, надо допросить как положено. Подмастерья стали обнажать груди разбойникам. Мешковину Гальшки просто вспороли и бросили в угол, под ней она была голая. Я старался не смотреть на нее. Палач вытащил из огня клещи и прижал их к груди первого разбойника – зашипело мясо, запах паленых волос и кожи заполнил пыточную. Разбойник закричал. Палач перешел к следующему. Третий разбойник потерял сознание. Один из подмастерьев плеснул на него водой и дал напиться. Когда дошла очередь до Гальшки, я посмотрел на нее, она же понуро смотрела под ноги. Губы ее дрожали. Я не знал, как привлечь ее внимание, и не придумал ничего умнее, чем сделать вид, будто что-то попало мне в горло и я стараюсь это выкашлять. Гальшка наконец подняла голову, а я посмотрел на нее довольно красноречиво и закрыл глаза раз, и второй, и третий. Она догадалась, что должна сделать, и когда прижигали разбойника, который был прикован перед Головачом и ней, она притворилась, что теряет сознание. Каспер сразу кивнул, чтобы ее облили водой, и прижал к ее губам ковшик, Гальшка выпила, а ковшик выпал из его руки и разбился. Головач выдержал прижигание без крика, лишь шипел, стиснув зубы, а поскольку он не выказывал никаких страданий, с ним возились дольше, так что скоро его грудь напоминала сплошную рану. Тут уже вмешался я и настоял, чтобы пытки над ним прекратили. Когда палач приблизился к Гальшке, она уже обессилено висела на руках. Обливание холодной водой ничего не дало. Я подошел и пощупал пульс. Она была еще жива, пульс едва бился.

– Она умерла, – сказал я. – Не выдержало сердце.

Судьи велели расковать ее. Гальшку положили на сено под стеной и накрыли мешковиной. От разбойников добиться так ничего и не удалось, вероятно, у них действительно не было никаких других схронов. В конце концов, то же утверждал и отшельник, однако ему почему-то не очень доверяли, считая, что он за время неволи у разбойников сжился с ними. Разбойникам дали вина, а потом вывели во двор и посадили на телегу. Войт с удовольствием наблюдал за тем, как их подсаживают, ведь сами они в цепях не могли справиться.

– Ну, наконец-то, – сказал он мне, – наконец-то. Надеюсь, на этот раз неожиданностей не будет.

Когда я увидел, что Гальшку несут к телеге, спросил:

– А ее зачем? Она мертва.