Глава 22
Сердце разбойника
Работа в аптеке Руте очень нравилась, а еще больше ей нравилось делать что-нибудь вместе с Лоренцо и при каждой возможности прикасаться к «нему». Когда «он» проделывал какие-то механические движения – переставлял баночки, мешочки или бутылочки на полках, – она незаметно подставляла свою ладонь туда, где, по ее расчетам, могла оказаться рука Лоренцо. Ей казалось, что если бы «он» вдруг обнял ее, она потеряла бы сознание. Пьянящая, неистовая любовь затопила ее доверху, она еле сдерживалась, чтобы не выдать себя, и вместе с тем стремилась, чтобы все, наконец, прояснилось и не надо было бы прятаться. Но при упоминании о Каспере ее охватывали грусть и уныние, нередко по ночам она от отчаяния плакала, укрывшись пледом, чтобы ее не услышали, и прижимала к груди вытесанного из дерева Святовита, прося спасти ее и исповедуясь ему в своих грезах.
Юлиана конечно же все это подмечала, как и замечала внимание к себе аптекаря. Она попала между двух жерновов и пыталась проскользнуть между обоими. Лукаш ей нравился, и при других обстоятельствах она бы не задумываясь позволила чувствам глубже захлестнуть себя, но то, что ее сдерживало, было непреодолимым, оно тяготело над ней, лишало воли и заставляло быть твердой. Даром, что впереди ее не ждало ничего хорошего – она не чувствовала страха, но чувствовала свой долг.
Рута во время казни разбойников решила прогуляться над рекой, она не любила того, что называли театром смерти, не любила также больших людских сборищ, от которых у нее кружилась голова. Вместо этого она чувствовала огромное волнение, которое заставляло лихорадочно биться ее сердце и покрываться румянцем щеки. Рыцарь, о котором она мечтала, появился, она его увидела и сразу догадалась, что это он. Она узнала того, о ком мечтала, кем бредила, а самое главное, что он в ее мечтах выглядел именно так. Каждая мельчайшая черта его лица, глаза и губы, его походка, его движения и привычки – все это было для нее знакомым из снов, и она, не познав еще ни одного поцелуя, теперь жаждала этих губ превыше всего. Она радовалась и плакала, и разговаривала сама с собой, время от времени спохватываясь, что ее может кто-то услышать и решить, что она снова принялась за колдовские чары. Рута сорвала мак и прижала к губам. Губы Лоренцо были красными, как мак. «Ло-рен-цо… Ло-рен-цо…», – шептала Рута, представляя, как будет произносить это имя, когда окажется с ним наедине, как он возьмет ее за руку и сожмет, чтобы дать понять о своих чувствах, ведь им придется их скрывать. Они будут встречаться втайне где-то на лугах и там, в душистых травах под плеск реки, они будут разговаривать обо всем-обо всем, а однажды они больше не вернутся, а уедут куда глаза глядят, далеко-далеко, возможно, на родину Лоренцо. Туда, где никто ее не обвинит в ведьмовстве и не заставит жить с нелюбимым.