По субботам Капезиус обычно ночевал в одной из гостевых спален Штоффелей. По воскресеньям около дюжины эсэсовцев и их жен приезжали в именье на буржуазный обед, после чего к вечеру возвращались в лагерь[198]
. В субботу, 7 июня 1944 года, в именье собралась большая компания – отпраздновать день рождения Ганса Штоффеля.Когда у Хильдегарды Штоффель начались проблемы с зубами, оказалось, что у стоматологов в городке Освенцим не было ни рентген-аппаратов, ни необходимых для ее лечения навыков. Тогда она обратилась к доктору Шацу, который работал в аптеке с Капезиусом. Она ездила туда 4–6 раз, и много лет спустя остались только расплывчатые воспоминания.
– Вход <…> был очень красивый. Там росли чудесные цветы, стояли хорошие, чистые бараки… Я никаких заключенных не видела, [но заключенные] в аптеке доктора Капезиуса не были похожи на заключенных. Они были хорошо одеты, явно нормально питались, всегда выглядели оптимистичными и довольными. Я не видела ничего плохого в их окружении. <…> Они все выглядели хорошо[199]
.Ее муж Ганс отметил, что аптекари из числа заключенных «очень хорошо отзывались о Капезиусе»[200]
. Он добавил, что не знал о происходящем в лагере, уверяя, что ни разу не выглядывал из окна и не задавал Капезиусу никаких вопросов. Но одно можно сказать наверняка: Штоффели предоставили Капезиусу пространство, где можно было быть самим собой; оно находилось достаточно далеко от лагерной эсэсовской иерархии, поэтому время от времени он чувствовал себя достаточно свободно, чтобы говорить о тяжести войны. В конце мая 1944 года, например, он отправился в Центральный берлинский военный госпиталь, чтобы сделать несколько крупных фармацевтических заказов. Во время поездки он собственными глазами увидел разруху, оставленную масштабной бомбардировкой союзников, начавшейся 28 мая. Вернувшись в Освенцим, он взял несколько выходных, чтобы отдохнуть у Штоффелей. Им предстояла охота, и Капезиус чувствовал, что «у всех было хорошее настроение, люди танцевали, несмотря на сильный дождь». Но он не мог перестать говорить о том, как его потрясла мощь бомбардировки. Окружающие нашли его бесконечные разговоры депрессивными. Они довольно скоро «попросили [его] перестать об этом говорить», что он и сделал. Хильдегарда Штоффель позже вспоминала, что они с мужем «никогда не любили вести подобные разговоры», они их «огорчали»[201].Штоффели не были единственной социальной отдушиной Капезиуса. Он часто ездил к Армину Румпу в город Освенцим. Румп, этнический немец из Трансильвании, работал аптекарем. Его семья (тоже друзья Штоффелей) перебралась в Польшу из Варта-Дорней, города в области Буковины на севере Румынии[202]
. Этот регион заработал постыдную репутацию из-за уничтожения европейских евреев. В Буковине находилась одна из старейших еврейских коммун: согласно последней довоенной переписи населения, 92 тыс. евреев составляли 10 % населения и занимали высокие должности в сферах транспорта, финансов и вырубки леса[203]. В 1941 году румынское народное ополчение и отряды полиции начали убивать евреев[204]. Родной город Армина Румпа был крошечным, всего 7,7 тыс. жителей, 2 тыс. из которых были евреями – больше четверти. К 1942 году, когда война была в самом разгаре (и Румп перебрался в Освенцим), в городе остался 21 еврей[205].Капезиус сказал, что ему нравилось «проводить время с Румпами или Штоффелями в их имении <…> подальше от атмосферы концентрационного лагеря». Но Румп жил достаточно близко к Освенциму, так что поездки к нему не всегда спасали. Капезиус писал: «По ночам с балкона аптекаря Румпа были видны огни огромного костра, который горел в 4 км от дома, все знали, что там сжигали людей, и запах тоже чувствовался, когда ветер дул не в том направлении»[206]
.Глава 10. Венгерские евреи
Можно с уверенностью сказать, что некоторые эсэсовцы, служащие в Освенциме и других концлагерях, были паталогическими садистами, которым жестокость приносила удовольствие. Некоторые врачи, как Менгеле, были только рады этой работе, потому что были одержимы идеями расовой псевдонауки. Но многие другие эсэсовцы в Освенциме – из 7 тыс. служащих 177 были женщинами, 350 румынскими немцами, как Капезиус – считали свое положения трудным и незавидным. Им не доплачивали за тяжелую работу в Польше, где летом было адски жарко, а зимой жутко холодно. И болезни, убивающие заключенных, – тиф, дифтерия, пневмония – точно так же касались и охраны, офицеров и врачей. Доктор Иоганн Пауль Кремер вел дневник все три месяца, что проработал в Освенциме в 1942 году. Он постоянно жаловался на кошмарные условия. «Я в лагере уже неделю, но по-прежнему не могу избавиться от блох в комнате, хоть и уже использовал все возможные инсектициды».