Никто не мог понять, что послужило причиной такого поведения. Улыбка была способом показать, что он невиновен и поэтому переживать ему не о чем? Или так он высмеивал свидетельства против него? Некоторые подумали, что так он пытается выставить себя неумелым дураком, то есть отдалить себя от образа хладнокровного убийцы-эсэсовца. Даже немецкая пресса в конце концов описала поведение Капезиуса как «странное» и «неуместное». Когда судья Гофмайер задал ему вопрос о предоставлении фенольной кислоты, которую вкалывали в сердце заключенных чтобы их убить, Капезиус попробовал объяснить свое поведение:
– Ваша честь, в прошлый понедельник я находился под давлением. Поэтому на заседании я был немного не в себе, и многие критиковали меня за неустанную улыбку, а я даже не осознавал, что улыбаюсь. Разумеется, причин для смеха у меня не было, и такое поведение я могу объяснить лишь тем, что 4 года провел в одиночной камере. Это, обилие людей на заседании, электрические лампы – все немного меня шокировало, поэтому я не мог сосредоточиться на том, что говорил[490]
.Некоторые ему сочувствовали. Уже многие очевидцы дали показания против него, и попытки подорвать их авторитет не увенчались успехом. Элла Бём рассказала о том, как ее привезли в Освенцим и как она узнала Капезиуса на платформе. Ее мать, педиатр, прибыла вместе с ней, она подтвердила, что Капезиус решал, кому идти направо, а кому налево. Доктор Маврикий Бернер, знавший аптекаря по сотрудничеству до войны, рассказал печальную историю, как он обратился к Капезиусу с просьбой спасти его дочерей, но напрасно.
Показания против Капезиуса отличались от таковых против остальных подсудимых. Ни одного обвиняемого жертвы не знали до Освенцима. Но не в случае Капезиуса. Был Йозеф Глюк, важный румынский клиент
– И делая это, они смеялись, – вспоминал он. – Наверное, им казалось забавным, как дети рыдали, когда их отрывали от матерей[491]
.Один за другим очевидцы рассказывали, что знали Капезиуса по его работе на
Прокурор Иоахим Кюглер объяснил суду, почему их неожиданные показания так важны в этом процессе.
– Уникальность и жуть ситуации Капезиуса не в том, что погибли безымянные массы, а в том, что он внезапно столкнулся с людьми, которых знал либо по работе, либо как приятелей. Они приехали в лагерь, не подозревая что их ждет, увидели знакомое лицо и подумали, что им улыбнулась удача. Ему доверяли. Каким же человеком должен быть доктор Капезиус, чтобы понимая, что те, кого он отправлял налево одним взмахом руки, через пару часов умрут мучительной смертью, со спокойной улыбкой успокаивать их родных, их жен и детей, которых он знал? Сколько в нем должно быть дьявольского садизма, жестокой циничности, чтобы вести себя так, как этот монстр себя вел? А ведь ему, гауптштурмфюреру СС, стоило сказать всего одно слово, стоило лишь махнуть рукой, чтобы сохранить жизнь этих людей, хотя бы нескольких, пусть это ничего и не значило в контексте судеб тысяч и тысяч заключенных[492]
.Но не все дающие показания против Капезиуса, знали его до войны. Многие увидели его впервые на платформе в Освенциме. Эрих Кулка, чешский еврей, работавший слесарем в Биркенау, стал свидетелем прибытия множества набитых пленными поездов. Когда его попросили идентифицировать тех, кто на его глазах проводил отбор на платформе, он назвал Богера, Барецки, Кадука и Мулку, а затем указал рукой:
– И мужчина за восемнадцатым номером.
– Вы знаете как его зовут?
– Нет.
Этим мужчиной был Капезиус. Он застыл на месте.
– Суду очень важно знать, уверены ли вы в том, что видели, как номер восемнадцать проводил отбор на платформе, – сказал судья Гофмайер.
– Я часто видел номер восемнадцать. Через него проходили многие мужчины и женщины. Он решал, в какую сторону им идти. Он почти не изменился. Я сразу его узнал[493]
.