Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса

Журналистов с телекамерами пустили в зал только на 15 минут. Все это время Капезиус не поднимал головы и прикрывал рукой обращенную к камере сторону лица. Бывшие коллеги, смотревшие этот репортаж, например, Роланд Альберт, удивились, что он располнел и казался толще, чем был во время войны. Волосы начали седеть, но он по-прежнему зачесывал их назад.

Было кое-что странное. Некоторые места в зале отвели для семей обвиняемых, многие – для прессы. Шестьдесят мест отвели под ожидаемое количество любопытных зрителей. Полиция даже была готова разгонять пришедших и установила веревочное ограждение длиной в 30 метров, чтобы подготовиться к ожидаемому потоку немцев, заинтересованных в темном периоде своей истории. Но многие места пустовали. Это сподвигло американские газеты выйти на следующий день с заголовками: «Двадцать один обвиняемый на суде за убийство миллионов», и подзаголовками: «Мало интереса со стороны горожан, свободные места в зале суда»[477]. Адвокатов это не удивило. Бо́льшая часть (90 %) писем, которых им высылали, содержала решительное неодобрение суда, считая его лишним наказанием, которое слишком поздно дошло до виновных[478]. Скудный интерес и преобладающее безразличие немецкой публики сохранилось на протяжении всего процесса.

Так началось одно из самых длинных дел в современной немецкой истории; завершился процесс только в апреле 1965 года. К тому моменту суд выслушал показания 359 свидетелей из 19 стран. Почти все они – 211 человек – пережили концлагеря, но 85 оказались бывшими эсэсовцами. Это было очень тяжело для выживших, вынужденных вновь переживать все те ужасные события. На свидетелей давили агрессивные адвокаты, ставя их опыт и память под сомнение. Многие выжившие проделали долгий путь, чтобы попасть в Германию; некоторые посетили страну, породившую Гитлера и «Окончательное решение», впервые. Они увидели своих мучителей впервые за 20 лет, и суд шел на немецком, языке их палачей.

А 85 эсэсовцев, разумеется, с такими проблемами не сталкивались. Они либо ничего не знали, либо ничего не видели, либо ничего не помнили. Они не чувствовали ни стыда, ни вины, и ни разу не продемонстрировали сожаления в содеянном. В попытках избежать свидетельствования против себя, они подчеркивали, что произошедшее в Освенциме кажется ужасным в Германии 1964 года, но тогда их действия соответствовали нацистским законам и декретам. Иногда свидетели-эсэсовцы вели себя так надменно, что даже подсудимым становилось противно от того, что они не были наказаны по закону и гуляли на свободе[479].

Глава 22. «Причин для смеха не было»

Первые пару недель шло ознакомление с уликами и показаниями подсудимых. Для публики это стало возможностью выяснить, что обвиняемые сказали под присягой судьям и прокурорам. Седьмого февраля 1964 года, на 15-й день, показания дал первый свидетель, немецкий профессор. Он объяснил, что собой представляла структура СС[480]. Через неделю доктор Отто Валькен стал первым очевидцем, давшим показания. Он, венский врач, провел в лагере 1,5 года, и все это время вел дневник, сохранившийся после войны.

Показания второго очевидца, Германа Лангбайна, как и ожидалось, задали тон свидетельствам всех, кто говорил после него. Лангбайн оправдал все ожидания. В пятницу, 6 марта, Лангбайн, которому на тот момент шел 52-й год, явился для дачи показаний под присягой. Он занял место: высокий, худой, немного сутулый, и сложил руки в замочек. Все как зачарованные слушали его подробный и неторопливый рассказ о жутких условиях концлагеря, которые были ему, как заключенному и секретарю главврача СС, прекрасно известны.

В какой-то момент прокурор прервал его и спросил, мог ли Лангбайн опознать всех подсудимых. Судья разрешил ему пройтись по рядам обвиняемых, чтобы поближе на них взглянуть. Всем приказали встать. Никто не проронил ни звука, пока Лангбайн пробирался к ним поближе. Некоторые опустили головы и отвели взгляд. Но это не помешало свидетелю воспользоваться моментом. Для него суд был кульминацией тяжелого восемнадцатилетнего труда, сбора улик и стремления привлечь нацистов к ответственности.

Он остановился перед Освальдом Кадуком, рослым сержантом СС, хорошо известным своей жестокостью. Когда Лайнгбайн подошел, Кадук стиснул челюсть.

– Вот мы и встретились снова, – сказал Лангбайн. – И здесь, кто бы мог подумать!

– Да, вы меня знаете, – воскликнул Кадук, – это правда. Но все ваши слова – наглая ложь!

– Было бы здорово, да? – спокойно сказал Лангбайн и продолжил медленное изучение остальных подсудимых.

Он остановился перед Капезиусом. Судья сказал обвиняемому снять солнцезащитные очки. Аптекарь сильно вспотел, настолько, что лоб блестел.

– А вот замечательный доктор Капезиус. Как вы, доктор?

– Я не проводил отборы на платформе, как вы сейчас сказали, – его голос, в отличие от Кадука, заметно дрожал.

– Вы же прекрасно знаете, что проводили.