Гофмайер объявил, что зачитает краткий вердикт со скамьи. Это было «устное объяснение» полного решения, занимавшего 457 страниц и «включавшего конкретные причины и улики, на которых основывались вынесения вердиктов»[522]
. Даже устное зачтение и вынесение вердиктов заняло два дня. Судья начал с объяснения: суд решил, что не был обязан выносить вердикт, имеющий историческое влияние на последствия преступлений Освенцима.– Несмотря на то, что суд привлек внимание многих, в том числе граждан других стран, и был назван «освенцимским судом», по нашему мнению, это только процесс Мулки и других. То есть, нас беспокоил только один вопрос: виновны эти люди или нет. Суд созвали не для изменения прошлого и не для решения, исполнил ли этот процесс свою роль. Процесс не был политическим или показательным[523]
.Затем Гофмайер пояснил непринятие аргумента прокуроров, что все работавшие в Освенциме, являются соучастниками преступления. Если бы можно было назвать подсудимых виновными лишь по принадлежности к СС, процесс «продлился бы всего несколько часов», и тогда суд Западной Германии был бы «немногим лучше законов Освенцима»[524]
. Но Гофмайер подчеркнул, что подсудимые не находились в выигрышном положении, не были «незначительными фигурами», потому что они «принимали в убийстве такое же участие, как и те, кто его придумал, сидя за письменным столом».В вынесении вердикта главный судья отметил тот факт, что показания свидетелей были даны много лет спустя после преступления, и сказал:
– Суд трезво и внимательно изучил показания каждого очевидца и не смог достичь вердикта «виновен» по всем обвинениям.
Он отметил, что суду было сложно убедиться в точности всех показаний, потому что нацисты «замели» следы преступлений, «документы, которые были бы сейчас очень полезными, были уничтожены», а сами подсудимые «не предоставили ни одного доказательства, умалчивали многие детали, и в целом просто врали». Затем он перешел к вердиктам, зачитывая их в порядке нумерации подсудимых в зале суда. Капезиусу предстояло выслушать вердикт 17 подсудимых, прежде чем узнать собственную судьбу. Из всех 15 признали виновными либо по главному обвинению – совершение убийства, либо по менее серьезному – пособничество в совершении убийства. Друга Капезиуса, Вилли Шаца, оправдали. Это наверняка вселило в аптекаря надежду, что суд признает невиновным и его.
Гофмайер обратился к Капезиусу. Для начала он опровергнул слова подсудимого, что тот будучи румыном, не мог полностью осознать вселенские масштабы преступлений, происходящих в Освенциме. Гофмайер описал его поведение на платформе как «жестокое» и «злонамеренное». Позже Капезиус расскажет другу, что не мог поверить, что судья говорил о нем. Суд заключил, что он проводил отборы на платформе, и посему был в ответе за «смерть как минимум 8 тыс. своих земляков, граждан Румынии». А его настойчивое отрицание участия в этом, по мнению суда, только показывало, «он прекрасно знал, что участвовал в программе массового уничтожения» и таким образом «играл ключевую роль в смерти жертв»[525]
. Капезиус также был в ответе за совершенные убийства, «потому что занимался утилизацией циклона Б».Небольшой радостью стало оправдание от обвинений по поводу предоставления фенола для убийства заключенных: суд постановил, что этот эксперимент завершился, когда Капезиус еще не был главным аптекарем. Также Капезиус не понес наказания за избиения заключенных и проведение отборов в женском лагере, хотя показания очевидцев это подтверждали. Но главным было заключение Гофмайера. Суд нашел «тот факт, что подсудимый обогатился имуществом убитых жертв, отвратительным»[526]
.Казалось, будто из Капезиуса весь дух вышел. Он опустил плечи, повесил голову и прижал ладони к краю стола, приготовившись слушать дальше. Когда судья закончил говорить, аптекарь не сел; адвокату пришлось его дернуть, после чего он опустился на скамью.
Это утро стало для Капезиуса абсурдным кошмаром. Он не до конца понимал, что происходило, что через 20 лет после окончания войны немецкий суд привлекал его к ответственности за убийства в Освенциме. За прошедшие годы он будто сам уверовал в свою ложь, и считал себя жертвой судьбы и невезения. Он не думал, что понесет наказание по закону, даже когда его арестовали в 1959 году. Теперь, когда на него обрушился поток слов Гофмайера, он не мог понять, почему суд не принимает во внимание его тяжелое положение. Вердикт «виновен» не открыл глаза Капезиусу, показав что преступления прошлого наконец его нагнали. Он только заставил его себя пожалеть. Как и нацисты якобы сделали из него жертву, призвав в Ваффен-СС, так и немецкий суд делал из него жертву теперь, наказывая за преступления, ему не подвластные[527]
.