Если бы машина было другой, то труп пришлось бы грузить в салон, но у «туристического» седана немалый багажник для чемоданов. Пришлось потрудиться, но тело втиснулось, крышка захлопнулась.
– Что ты задумал? – спросил Иан.
– Ликвидируем Крауса. Иан, давай за «Фордором» прокатимся. Рауль, ты со мной тогда. Поедем на «Плимуте». Носовой платок есть?
– Конечно, за кого ты меня принимаешь? – возмутился он.
– Вот и отлично. Лица завяжем. Я что угодно готов поставить на то, что Краус ровно в восемь приедет в офис. Или даже раньше.
– А если нет? – спросил Рауль.
– А если нет, то и нет. Но я уверен, что да. Иан, давай прикинем по карте, где ты нас будешь ждать.
Я помнил, куда свернул Краус тогда вечером. Наверняка поехал домой, куда еще в такое время? То есть скорей всего он с той стороны и появится. Впрочем, даже если с другой, то все равно не страшно. Поэтому мы встали на улице, перпендикулярной Хохенцоллерндамм, не доезжая до перекрестка метров триста, выбрав место так, чтобы быть поодаль от всего, привлекая как можно меньше внимания. Американских машин и в этом районе хватало, они большие и дешевые, хоть и прожорливые, так что «Плимут» в глаза не бросался. Надвинули шляпы пониже, приготовили платки.
«Томми ган» – он меня натолкнул на мысль. Главное оружие гангстеров. И то, что у Шиллера есть камень, а вот у Крауса его быть не должно. И о том, что у Крауса конфликт с «аутфитом» после публикаций в газетах, только слепоглухонемые не знают. Так что все… соответствует. И правило «не бей первым» уже не работает, Краус послал Отто меня похитить, так что все по-честному, хоть и не могу сказать, что по-джентльменски.
И еще у Крауса машина приметная. У него и костюмы дорогие, и булавка в галстуке золотая, и «Хорьх» роскошный. Любит он себя, балует. Так что заметить должны издалека, хоть машин уже прибавилось.
Вообще немецкий сектор начинает жить раньше, чем другие, и раньше заканчивает. Некоторые конторы тут и в семь утра открываются, но большинство все же в восемь. Люди идут по тротуарам, по Хохенцоллерндамм трамваи едут полными, откуда-то пахнет свежим хлебом. Утро, спокойствие, степенность. Но мы это сейчас все разрушим.
– Вон он, – сказал я, поворачиваясь к Раулю с заднего сиденья. – Заводи! Платки!
«Хорьх» ехал солидно, неторопливо, сбрасывая скорость перед светофором, до которого было еще далеко. Мы пропустили его мимо, а затем Рауль резко отвернул от тротуара, и «Плимут» набрал скорость, быстро нагоняя «Хорьх». Краус даже не повернулся в нашу сторону. Нет у него никакого камня. Не по чину.
Я вскинул автомат, прицелился. Краус что-то успел увидеть в зеркало, потому что резко обернулся, но «томми ган» гулко, как в железный таз молотком, загрохотал выстрелами, завибрировал в руках, отдавая в плечо, выбросил струю серого дыма, и очередь перечеркнула голову немца, опустилась вниз, туда, где за дверцей было его тело, прошила его тяжелыми пулями сорок пятого, а «Хорьх», беспомощно вильнув, свернул в сторону, на тротуар, и с глухим стуком врезался в стену дома. И я успел увидеть, что ветровое стекло машины сплошь забрызгано красным. Нет, такие не живут.
Где-то закричала женщина, машина перед нами шарахнулась в сторону. «Плимут» взревел шестицилиндровым мотором, рванулся вперед, к перекрестку, и почти столкнулся с полицейским сине-белым «Шевроле», как раз ехавшим по Хохенцоллерндамм. Мы проскочили прямо перед ним, а те, включив сирену, тут же пошли на разворот. Быстро сообразили…
– Притормози чуть-чуть!
Будь за рулем кто другой, он бы еще и спорить начал, но Рауль солдат старый и опытный, он все понял. Я сбросил шляпу в салон, чтобы ветром не сдуло, высунулся в окно, прицелился в радиатор догонявшей полицейской машины и выпустил в него три очереди. И водитель полицейской машины так дал по тормозам, что завизжали по асфальту покрышки, а машину понесло юзом.
– Теперь гони!
Рыкнул мотор, «туристический» седан» снова набрал скорость и понесся в сторону промышленного района. Пока быстро, затем свернем и скорость сбросим, и платки с физиономий уберем, дальше они будут привлекать больше внимания, чем их отсутствие. Шляпу я снова надел.
– Вон там направо и сразу налево, там помедленней.
Где-то сзади, еще далеко, завывала еще одна сирена. Обстрелянные уже подкрепление вызвали, черт бы побрал эти «двухсторонние радио». Но не должны догнать, мы сейчас запетляем и исчезнем. Нам к железнодорожной станции, там столько глухих заборов и путаных улиц, что черт ногу сломит.