Арабески

Из меня опять исторгнулся вопль – сострадания, разумеется, – ну что тут поделаешь!

Кому? Никому, вообще сострадания. Я сострадаю вообще. Эпизодически. Я тщусь.

Кстати, Сильвио пригласил нашего – того, который чуть выше того, другого, посетить храм. Вовремя. Я полагаю, вовремя. Пора, а то хвост отрастает.

Вы знаете, посещение храма препятствует росту хвоста. Это давно замечено: как только неудобство какое – так и бегом в храм.

Что же касается меня, то я все время ощущаю себя под сенью платана или же в тени мраморных колонн, вдали от площади, кипящей живым, своенравным народом.

Народ – он ведь нечисто дышит. Он мешает чувству красоты пластической.

А вы знаете, ведь все дело в ориентации. Надо быть правильно ориентированным. Все это для того, чтобы выйти туда, куда следует, выдержав долгие, глубокие чувства, исключающие негу и самодовольство языческого мира.

Вот спроси у меня некто: как я ориентирован? И я сейчас же отвечу, что я ориентирован правильно, традиционно, по образу и подобию.

К чему это я? Это я к тому, что вопросы задают – то про НАТО, то про не НАТО.

Тяжкая это доля – быть руководителем. Ты то подобен Посейдону, то богине красоты, стыдливо выходящей из волн, белой, млечной, сладострастной.

Тут-то тебя и настигают вопросы об ориентации.

Уф! Чего не сделаешь в пылу страстей, в сильном порыве, когда человек является гордым, прекрасным и атлетическим.