Арабо-израильские войны 1956,1967: Дневник Синайской компании. Танки Таммуза

— В чём дело, Рафи? — спросил младший офицер. (Для всех в армии доктор Мокади был «Рафи».)

— Водителю потребуется целая вечность, чтобы найти все адреса, — отозвался тот. Майор Мокади взял у шофёра список имён и адресов, затем вскочил в автомобиль и покатил по городу, собирая военнослужащих. Не прошло и двух часов, как около 22.30 все отмеченные в списке уже сидели в кузове грузовика.

Майор Мокади вернулся домой, чтобы отдать жене ключи от машины. Дети уже спали, и Шошана была в пижаме. Она уговаривала себя, что ничего не случится, что все волнения очередного ближневосточного кризиса скоро канут в лету. Она не пошла провожать мужа; всё выглядело так, словно он вновь уезжал на обычные сборы.

Пока майор Мокади кружил по Хайфе, собирая людей из бригады «A», юрист Моше Хавив находился дома в Тель-Авиве с клиентами. В середине их беседы подал голос телефон. Звонил командир батальона мотопехоты резервной бригады «A», заместителем которого адвокат Хавив и являлся. Комбат сообщил, что за Хавивом уже выехал грузовик, но просил зама по возможности прибыть скорее, ещё до получения официальной повестки. Адвокат отослал клиентов, обзвонил ротных командиров и сказал, что готов подвезти их в расположение части на своей машине.

Военное обмундирование майора Хавива хранилось в саду в сарае. Он пошёл за вещами и обнаружил, что танкистские ботинки украдены. Скользя в замшевых туфлях на резиновой подошве, он попрощался с женой Гилой и двинулся в путь.

Хавив, которого все называли «Мош», демобилизовался из армии в 1952 г. Тогда ему было всего 22; он успел уже дослужиться до майора, но ушёл, несмотря на то, что в армии его, несомненно ожидало большое будущее. Что толкнуло его на это? Как объяснял сам Хавив: «Любой, у кого на одну звёздочку больше, может указывать мне, что я должен делать, даже если он тупее бревна»[87]. Он был бунтарём, этот энергичный и очень приятный человек. Что естественно для независимо мыслящего индивидуума, он плохо переносил армейскую дисциплину, из-за чего несколько раз чуть не попал под трибунал.

Хавив служил в бронетанковых войсках и проходил курс «B», но танки не были стихией Моша, и он быстро оставил учёбу. Ему не нравилось сидеть в танке. «Я чувствую, что задыхаюсь, — объяснил он однажды жене. — Евреи не созданы для танков, а танки — для евреев. Я просто чувствую, что мне нечем дышать. И к тому же я не могу выносить долгое сидение в одной позе, не имея возможности даже пальцем шевельнуть».

Его перевели в пехоту. «Пехота, это отлично, — сказал он Гиле. — В пехоте я чувствую себя более уверенно, я хотя бы могу видеть, что происходит. Я не заперт и имею возможность двигаться».

Ему не пришлось долго наслаждаться преимуществами службы в пехоте. Армия всё активнее обзаводилась бронетехникой, и его направили в мотострелковый батальон. Теперь ему приходилось сидеть не в танке, а в кузове полугусеничной бронемашины.

Позднее Хавив признался, что служба резервиста требует от него слишком много усилий. Гиле, с которой он делился всем на свете, он поведал: «Тяжело говорить об этом, Гила, возможно, причиной всему возраст, но теперь я нахожу службу слишком трудной. Обязанности резервиста становятся мне не по силам».

Вместе с командирами рот Мош прибыл в лагерь базирования бригады. Водитель отогнал автомобиль Хавива обратно в Тель-Авив, а сам он с майором Мокади отправился к полковнику на первый инструктаж.

Бригада «A» была последней из резервных бронетанковых бригад, личный состав которой призывался 23-го числа, ею завершалась мобилизация резерва бронетанковых войск. На рассвете подполковник Биро, командир батальона A-112, проверял состояние обеспечения батальона снаряжением.

То, что делалось тогда на складах A-112 из состава бригады «A», происходило и по всей стране. Резервисты потоками текли в лагеря ЦАХАЛа по всему Израилю. Начало армии резервистов было положено вторым начальником генштаба, генерал-майором Игалем Ядином. «ЦАХАЛ, — как говаривал он, — напоминает айсберг. Видна только его верхушка — регулярная армия». За годы резервная армия приобрела отличные боевые качества и превратилась в нечто уникальное.

Высокий — за метр восемьдесят ростом — двадцатипятилетний лейтенант Нати из Петах-Тикваха весил сто килограммов и не забывал сообщать: «На сборах я обычно теряю 5–6 кило». Затянутый в оливково-зелёную форму, в ботинках «Тип 2» и чёрном берете, он выглядел весьма внушительно. Повестка застала Нати в Эйлате на работе. В батальоне A-112 Нати командовал ротой.

Он отдал честь подполковнику Биро и отрапортовал:

— Рота готова, господин подполковник.

— Вольно, — скомандовал комбат. Он и Нати, который был на голову выше подполковника, хотя весили они одинаково, направились в ангары. В первый Биро вошёл грозный, точно лев. При виде командира военнослужащие готовы были вскочить по стойке смирно.

— Продолжайте! — прорычал он густым басом.