Читаем Арабская дочь полностью

— От капризов придется отучиться, иначе выбью их из тебя, как из собаки. Такая же, как и твоя мать, польская подстилка! Хорошо, что эту курву уже давно черви съели. — С этими словами он резко останавливает машину и выбрасывает дочку на улицу. — Будешь здесь до окончания школьного года, и я помогу тебе сдать выпускные экзамены. Сразу же после них выезжаешь, не забудь об этом. И не советую увиливать: найду тебя где угодно, хоть на краю света!

— Если человека вынудили дать слово, то это не считается. Обещание дается только добровольно, — говорит бабушка, лицо которой отражает глубокую сосредоточенность. — Я была у имама, и он подтвердил мою точку зрения. И еще одно: если обещание может причинить кому-то вред, то мы вообще не обязаны исполнять его.

— К чему ты ведешь? — Марыся поднимает раскалывающуюся голову от подушки и смотрит стеклянными глазами на любимую бабушку.

— Еще накануне переезда на новое место, чтобы подстраховаться и подыскать нам хорошее убежище, я начала звонить всей семье, разбросанной по миру. Тем, кто живет в богатых странах, начиная от моих братьев в Лондоне и Чикаго и сестры во Флориде, но эти от нас открестились. — Старая ливийка выразительно поджимает губы. — Единственная моя сестра-бедолага, которая вышла замуж за йеменца, сказала, что будет рада помочь. Даже ее старый проворчал в трубку на каком-то странном диалекте, что ему без разницы, будет ли в семье на два рта больше или меньше.

— А где это вообще находится? — Марыся, уже вполне пришедшая в себя, хмурится.

— На Аравийском полуострове. Там царят сплошная бедность и отсталость. — Бабушка наклоняет голову, как бы стыдясь своих слов. — К тому же север с югом никак не могут помириться, как и тамошние племена тоже.

— А может, нам хватило бы денег, чтобы я закончила последний год школы в Англии? Потом подыщу себе какую-нибудь работу, — предлагает девушка, пытаясь найти другой выход из ситуации.

— Увы, это превышает наши возможности, даже простая жизнь в Англии страшно дорогая. Да и как я могла бы заработать там на жизнь? — улыбается она саркастически. — На работу меня никто не возьмет, я старая. Я могла бы получить единственную должность — дворника или уборщицы туалетов.

— О, бабушка, я бы не позволила тебе этого! — возмущается Марыся. — Ты шутишь!

— К сожалению, это правда, — повышает голос пожилая женщина. — Ты должна была поехать с матерью, — говорит она после паузы. — Только представь, сколько она приложила усилий, чтобы тебя отыскать… Плохое решение ты приняла, моя девочка.

— Извини, мне что, надо было оставить тебя здесь одну?! После всего, что мы вместе пережили, вытерпели? — Марыся резко вскакивает и энергично жестикулирует от охватившего ее возмущения. — Не та мать, которая родила, но та, которая воспитывает и заботится о своем ребенке.

— А как она это могла сделать? Я не знаю подробностей, что стало с Доротой и как ее обидел твой отец. Ты могла узнать об этом у нее, но не захотела, не дала ей никакого шанса. Боюсь, что тайну знала только Малика, которая забрала ее с собой в гроб. Это она помогла брату обстряпать то гнусное дельце. Пусть Аллах простит все ее грехи или хотя бы, по крайней мере, часть их.

— Ja hadzdza[46], я прошу еще раз подумать, — говорит расстроившийся Аббас. Муж Хадиджи помогает им в каждой ситуации, поэтому и сейчас старается убедить тещу отказаться от принятия неправильного решения.

— Не так официально, я не святая, да и в Мекке была сто лет тому назад, — возражает женщина с улыбкой. — Мы не видим с Марысей другого выхода. Там, на краю света, мой вредный сын наверняка нас не найдет и не поработит нашу красивую и умную девушку. Ведь мы не собираемся быть в Йемене до конца жизни, это временно. Марыся окончит школу — в Сане, кстати, тоже есть хорошая международная школа, — а потом пойдет в университет… Может, в Польше? — При этих словах она выразительно смотрит на внучку.

— На разговоры нет времени. — Девушка хватает чемодан и вбрасывает его в багажник большой «тойоты». — Хорошо было бы за день добраться до Джербы, это четыреста километров, а там уже граница. Мне как можно быстрее хочется оказаться по другую сторону.

— Наверное, как и всем, — говорит смуглый мужчина и садится рядом с Хадиджей.

Они решились на совместную поездку, чтобы ситуация смотрелась естественно. Обычная семейная поездка в Тунис, которая никого не должна удивлять. Бронирование номера в пятизвездочном отеле «Abu Nuwas Golf» на неделю стоит немало, но зять — надежный парень. Границу пересекают легко, за какие-то десять минут, и все, кажется, идет как по маслу. Зять, взявший на себя роль махрама, уверенно отвечает на короткие вопросы, и никто ни к чему не придирается.

— Мама, Мириам, не едьте! — Хадиджа стоит перед отелем и не может сдержать слез. — Я чувствую, что уже никогда в жизни вас не увижу.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплевывает бабушка через левое плечо. — Не говори глупостей, а то еще и правда накличешь беду. Тьфу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее