Арабская империя

В этот момент на сцене появился Омар ибн Саад ибн Аби Ваккас и спас женщин. Он приказал воинам вернуть награбленное, но на его слова никто не обратил внимания. Затем он вызвал желающих растоптать тело Хусейна, как приказал Убайдаллах. Охотники нашлись; они гоняли своих коней взад-вперед по трупу до тех пор, пока он не был полностью раздроблен, став неузнаваемым. Голова Хусейна была послана с нарочным Убайдаллаху ибн Зийяду в Куфу. Все семьдесят два мужчины, составлявшие свиту Хусейна, пали. Армия Куфы потеряла восемьдесят восемь человек убитыми, не считая раненых. Бесчеловечный Шамир провел остаток дня, отрезая головы у семидесяти двух мертвых родичей и приверженцев Хусейна. Это было 10 октября 680 г.

* * *

На следующее утро Убайдаллах сидел в зале для публичных аудиенций и принимал поздравления горожан. Перед ним лежала отрезанная голова внука Мухаммада. Непринужденно разговаривая с посетителями, садист поигрывал окровавленной головой концом своего меча. В конце концов какой-то старик воскликнул: «Прекрати играть с этой головой своим мечом, ибо, клянусь Богом, я видел, как уста Посланника Божия целовали эти губы» — и безудержно разрыдался. «Мой Бог создал твои глаза, чтобы плакать, — в ярости сказал сын Зийяда, — если бы ты не был так дряхл от старости, я бы немедленно приказал отрубить тебе голову». Старик поднялся и, рыдая, поспешил вон из зала. Прокладывая путь сквозь толпу, напиравшую снаружи, он кричал: «Сегодня арабы стали рабами. После такой славы они стали презренными рабами».

Затем в зал ввели женщин из семьи Хусейна, едва прикрытых лохмотьями, которые оставили им воины. Потом пред очи Убайдаллаха были принесены семьдесят две головы. «Итак, — радостно сказал последний, обращаясь к несчастным перепачканным женщинам, — что вы думаете о том, на что Бог обрек вашу семью?» — «Бог рассудит тебя с ними в день Воскресения», — смело ответила сестра Хусейна.

* * *

Головы Хусейна и семидесяти двух его приверженцев были отправлены с нарочными в Дамаск к Йазиду. Когда их разложили перед ним, молодой человек якобы заплакал и воскликнул: «Пусть Бог проклянет сына Сумайи. Если бы я был там, я бы оставил в живых Хусейна, да смилуется над ним Бог». Процессия полуобнаженных и трепещущих женщин достигла Дамаска позже. Когда они прибыли, Йазид, как говорят, снова проклял Убайдаллаха. Затем он приказал дать женщинам одежду и пищу и со всем почтением и под охраной доставить их в Медину. В священном городе их встретил всеобщий плач и стенания. Как мы впоследствии увидим, это приведет к нескончаемым бедствиям бану Омейя и ислама.

Устроенные Йазидом показательные рыдания и публичные проклятия в адрес Убайдаллаха сына Зийяда едва ли стоит принимать за чистую монету. У его отца, халифа Муавии, и Зийяда существовал отлаженный механизм, согласно которому последний удерживал народ Ирака в подчинении с помощью крайней жестокости, в то время как Муавия завоевывал популярность, напустив на себя патриархальный и сострадательный вид. Двое их сыновей не могли не знать об этой системе. Через несколько месяцев после бойни в Кербеле Убайдаллах получил повышение, став наместником Куфы, Басры и всей Персии, то есть всей восточной половины империи, которой от имени халифа Муавии правил и его отец Зийяд.

* * *

В VII в. слово «шиа» означало всего лишь «партию». Арабские историки говорят о «шиа» Йазида и «шиа» Хусейна, описывая сторонников каждого из них. Но убийство в Кербеле придало этому слову новое значение. Те, кто следовал за Али ибн Аби Талибом, зятем Пророка, и его сыном Хусейном, были горячо преданы их памяти. Эта тесно сплоченная группа постепенно превратилась в партию, «шиа» par excellence. Жестокости Кербелы невозможно перечеркнуть, и шииты, поклонники Али и Хусейна, до сего дня образуют отдельную ветвь ислама.

* * *

Народы Нижнего Ирака и Персии до сих пор являются почти исключительно шиитами. Каждый год в первый день арабского месяца мухаррам, в день, когда маленький караван Хусейна разбил свой лагерь, лишенный воды, на равнине Кербелы, у них начинается десятидневный период поста и плача. Каждый день, в каждом лагере, городе и деревне, эта душераздирающая история читается вслух с очень эмоциональными подробностями перед собраниями рыдающих людей. Каждую ночь в течение тринадцати столетий мужчины проходят по улицам, обнаженные до пояса, стегая свои спины хлыстами и цепями, и поют погребальные песни Хусейну. В десятый день мухаррама, день смерти Хусейна, на открытом пространстве за чертой каждого города разыгрывается битва. Группа людей с маленьким шатром изображает преданную свиту Хусейна, а большая по численности группа всадников — армию Омейядов. Один, самый заметный, играет роль печально известного Шамира.