Арабская весна

– Смерть яхудам! Ни один мусульманин не может сказать, что он выполнил то, что должен был, пока на земле Ислама существует хоть один яхуд! Они – худшие, они – не люди! Убейте их всех! Убейте до последнего человека! Убивайте их, где найдете! Не дайте уйти ни одному из них! Аллах Акбар! Аллах Акбар!

Перекрестье снайперского прицела замерло на фигуре в белом в окне здания, снайпер вводил в прицел поправки, которые диктовал ему его напарник.

– Здесь и сейчас –я объявляю джихад всем… !!!

Тяжелой, весом в семьсот пятьдесят гран пуле потребовалось совсем немного времени, чтобы найти цель. Несколько секунд, не более. Несмотря на то, что выстрел был точно рассчитан – пуля все же пошла правее, подчиняясь непредсказуемым над городом ветрам и вихревым потокам, и попала не в область сердца, а правее, едва не оторвав руку новоявленному пророку. Сила удара была такова, что пуля пробила тело шейха насквозь, пробила насквозь и тело стоящего за ним телохранителя, ударила в стену и только тогда остановилась. Убитый телохранитель упал – а остальные бросились вперед, чтобы поддержать шейха. И от усердия – получилось так, что он выпал в окно, смертельно раненый, прямо в руки толпы.

Все замерло на какую-то секунду, шум почти стих, образовалась секунда чудовищной, мертвой тишины. Потом толпа слитно выдохнула – а через секунду взорвалась криками безумной ярости и выстрелами в воздух. Сотни рук – приняли тело шейха, началась немыслимая давка. Кто-то рвался вперед, чтобы оторвать кусочек одежды от тела новоявленного пророка, призвавшего всех мусульман к священной войне, кто-то хотел окунуть свою вещь в его кровь, кто-то хотел просто прикоснуться, кто-то не понимал, что происходит. Это было как кипящее месиво – то и дело из толпы издавались истошные, полные смертельного ужаса крики – то кричали затаптываемые, задыхающиеся люди. Охрана, так и не поняв, откуда произошел выстрел – открыла огонь по толпе, стремясь отбить тело шейха. Тогда толпа – получив видимую цель – ринулась вперед, смяла и растерзала немногочисленных охранников, захватив их оружие – а оружия и так уже было немало. Люди буквально ходили по ковру из мертвых тел. Дальше было только хуже. Произошедшее у университета требовало кровавой мести – в разных районах города с дикими криками люди неслись по улицам, затаптывая, убивая, переворачивая, поджигая, стреляя. Толпы талибов[38] в звериной ярости ринулись во все стороны, сметая все на своем пути. Волна погромов и убийств покатилась по Каиру, уже через несколько часов – в городе воцарился настоящий ад.

Полторы тысячи человек – растоптали в давке у университета. Не меньше десяти тысяч – погибли через пару минут.

* * *

Так было. Так всегда было на Востоке. Кровь влекла за собой еще большую кровь, а мученики – и в самом деле не умирали. Они жили в народной памяти, они обращались к живым с наскоро записанных кассет, поднимая на джихад, их глаза смотрели с самодельных, развешанных по стенам плакатов. Убитые, взорванные, повешенные, расстрелянные – они продолжали жить и продолжали вести войну.

Так начиналось безумие…

Исламская республика Египет. Каир. 06 августа 2014 года

Телефон прожужжал что-то, наподобие звука, издаваемого майским жуком – только громче. Из-под одеяла номера в Каирском Шератоне (на острове, так намного безопаснее!) – вытянулась тонкая рука, сбросила подушку, наощупь взяла трубку.

– Алис! Это ты? Это ты, Алис?!

– Дик… господи… ты знаешь, который час?!

– Просыпайся. Кажется, творится что-то неладное…

Алис (вообще то Алиссон) застонала.

– Это не может подождать до утра?

– Боюсь, что нет. Это не телефонный вообще-то разговор. Я подъеду.

Если Дик чего-то хотел – он это получал.

– Ладно… Дай мне полчаса.

Алиссон Моррис, корреспондент CNN в Каире – бросила трубку на рычаг. Не попала – трубка с грохотом упала на пол. Она выругалась по-мужски, выбралась из постели, положила трубку на рычаг. Все… если это что-то левое, она просто убьет Дика.

Неслышно поднявшись с кровати, она повернулась. Исмаил спал на спине, она могла любоваться им часами. Господи… наверное, ей будет не хватать всего этого.

Исмаил был на девять лет моложе ее – ей было тридцать пять, ему двадцать шесть. Настоящий рыцарь пустыни – тонкие, почти девичьи черты лица, сухое, поджарое как у гончей тело. Он отличался от американских мужчин, как местный кофе – в маленьких медных и бронзовых чашечках, крепчайший, со специями, одного глотка которого хватало на весь день. По сравнению с этим – американский кофе, особенно из общественного автомата в редакции представлял собой всего лишь грязную воду.