Арабская весна

Табита Стайл – на самом деле и имя и фамилия у нее были другие, что-то вроде Мэри Джонсон – была ее коллегой и одновременно – конкуренткой. Псевдоним взяла как у порноактрисы… впрочем, она недалеко от нее ушла. Хваткая девочка из Вайоминга, несколько лет назад прибыла покорять Вашингтон известным способом. Дебби покоряет Даллас[55], поняли, о чем речь? Она красила волосы, жрала только овощи – здоровый образ жизни ведет, тварь. И была наглой, как и все провинциалки в столице.

– У тебя потекла тушь. Милочка.

Голосом Алиссон можно было травить крыс.

Несмотря на явно холодный прием – Табита присела рядом на какой-то армейский контейнер. Раскидала свои кривые палки, как будто они могли заинтересовать хоть одного нормального, вменяемого гетеросексуала.

– Как насчет небольшой прогулки? – заговорщически шепнула она.

– Ты о чем?

Табита заговорщически наклонилась к уху Алиссон. Шанель номер пять, конечно же – как у дорогих путан.

– Пока мы тут сидим, на улице происходит много что интересного. Мне кажется, что у тебя есть что-то. Или кто-то. Или я ошибаюсь?

– И что с того? – нелюбезно ответила Алиссон.

С кем-то другим она может быть и поделилась бы наметками. Но не с этой крысой, вынюхивающей, где что плохо лежит.

– У меня есть план. Как выйти наружу. Одной мне не поверят. А нам двоим – может быть и поверят…

– Говори…

* * *

Примерно через полчаса – во время обеда одна из тележурналисток почувствовала себя плохо. Кормили гуманитарными пакетами Рацион-А, не такими плохими, как армейские пакеты MRE и не просроченными. Возможно, одной журналистке и не поверили бы, решили бы, что она притворяется. Но тут – стало плохо с аналогичными симптомами второй журналистке и день перестал быть томным.

В посольстве не оказалось врача – женщины, только армейские фельдшеры – санитары. Нормально осмотреть журналисток – оказалось невозможно, они ругались и угрожали подать в суд на армию и на Госдепартамент США. Армейский фельдшеры имели богатый опыт в лечении различных травм и ранений – но имели самое смутное представление о пищевых отравлениях. Все усугублялось истерикой отравившихся журналисток, которая, как чума, начала заражать других гражданских.

Нужно было что-то делать. На острове – был госпиталь аль-Каср, который удерживали египетские военные и объединенные силы безопасности, состоящие из скооперировавшихся сил безопасности нескольких посольств – госпиталь принимал раненых военных и иностранных гражданских лиц. Выделив эскорт в шесть морских пехотинцев США – отравившихся повезли в госпиталь. Никому не было ведомо, что Табита Стайл выросла в школе для девочек и отлично знала, как прикинуться больной и что надо съесть, чтобы поднялась температура. Никого не насторожило и то, что журналистки взяли с собой чем-то набитые сумочки – чтобы не украли. Когда морские пехотинцы прорвались через ад приемного покоя госпиталя, нашли свободное место и врача – журналисток на месте уже не было…

* * *

Водитель остановился, что-то заговорил, бешено жестикулируя. Алиссон плохо знала язык, но было понятно и без перевода – дальше не повезу, стоп.

Они вылезли из машины. Было страшнее, чем в настоящем бою, там, по крайней мере, видно, кто в тебя стреляет, где находится враг и какой он. Здесь же – пустые, заполненные мусором, горящими машинами, обломками улицы и выстрелы. Похожие на щелчок кнута хлопки – пули бьют по стенам, бьют рядом с тобой, и ты не знаешь, где прятаться, потому что не видишь, кто и откуда стреляет.

Забившись в какой-то дверной проем. Алиссон достала сотовый. По памяти набрала номер Исмаила… он должен был ей помочь. Должен был…

Зазвучала музыка, странная какая-то… но это была его музыка, именно такая была установлена на его телефоне. Сердце пустилось в пляс. Она не знала, что это нашида, и в ней сказано, что надо убивать неверных.

– Да, кто это?!

– Исмаил! Любимый, это я! Алис! Алис!

– Алис!? Я… Что с тобой. Ты…

– Я в Гелиополисе, любимый!

– Я тоже, но как ты тут оказалась?

– Нет времени! Ты должен меня забрать! Ты должен… тут стреляют, я боюсь!

– Где ты?!

– Я не знаю, черт… просто приезжай!

– Успокойся. Что ты видишь. Скажи мне, что ты видишь?!

Алиссон опасливо выглянула из своего укрытия.

– Льва! Лев на фронтоне! На здании! Лев!

– Я знаю, где это. Я приеду!

– Поторопись, тут…

Пуля ударила совсем рядом, она спряталась в своем маленьком убежище, сжавшись от страха…

* * *

В помещении, куда ее притащили – было тесно, грязно. Видимо, это здание использовалось как госпиталь – она видела раненых, перевязанных грязными тряпками, умирающих. Среди муджахеддинов почти не было врачей, а лекарством на все случаи жизни было многократное повторение первой суры Корана. Точно так же воевал Талибан – раненых оставляли умирать у обочины дороги и они умирали с радостью, потому что тот, кто умер на джихаде – шахид вне зависимости от того, как он умер. Точно так же – они относились и к смерти других людей: в этом была какая-то дикарская, примитивная справедливость. Не ставящие ни во что чужие жизни – они так же относились и к жизни своей.