Арабская жена

Все лето полно святого покоя, семья как будто забыла о моем существовании. Закончилась вся домашняя работа, единственная обязанность, которая у меня осталась, — это выпас коз и овец, но сейчас на отлогие пастбища я хожу одна. Без контроля, без опекуна — может, боятся, что кому-то другому вскружу голову? Кроме того, я начала закупать продукты в городке. Я рада, ведь это единственный контакт с миром, единственная возможность находиться недалеко от автострады, по которой с сумасшедшей скоростью мчатся грузовики, пикапы и частные автомобили. До этого времени никто не останавливался у маленького хозяйственного магазинчика, но, может, когда-нибудь судьба мне улыбнется.

Мой шалаш выглядит сейчас совсем иначе. Овцы и козы загнаны в специальную загородку, остальное место предоставлено мне. Я убираю, подметаю глиняный пол, а водой, принесенной из родника, вымываю его настолько, что смрад помета уже почти исчез. Под конец обрызгиваю все хлоркой, которая здесь служит для дезинфекции. Когда члены семьи заметили мой порядок, начали по-тихому, таясь один от другого, приносить кое-какие вещи. Так мне достался разодранный старый матрас, изъеденный молью плед, подушка со сбившейся ватой, старая покрышка в качестве табурета и обрубок доски, служащей столом. Тут уж не до удобства, но когда хозяйка неожиданно подбросила мне кусок тюля, я почувствовала себя почти как дома. Позже я начала приносить с поля тонкие гнущиеся палочки, чтобы утеплить мое жилище перед наступающей зимой. Сейчас я уже знаю, чего можно ждать в здешних местах от этого времени года, и должна как-то справиться, потому что даже при минусовой температуре никто не впустит меня в семейное гнездо.

Наблюдаю перемены, которые произошли в моем теле. Слава Богу, не вижу своего лица, но ветры высушили мне руки и ноги. Кости покрыты тонкой, обожженной солнцем кожей, на которой расцветают знамена от солнечных ожогов, царапины и шрамы. Я выгляжу хуже, чем когда-либо. После всех передряг мои некогда красивые светлые волосы начали выпадать пучками. Иногда под пальцами ощущаю только кожу, но, когда настал Рамадан, я решила привести их в порядок. Уже никого не буду просить! Одолжила у деда ножницы, чуть ли не единственные в этом доме, и остригла волосы до кожи. Сейчас голову прикрываю платком, как правоверная мусульманка, но делаю это не столько из глубокой веры, сколько для того, чтобы защититься от солнца и насекомых. Если кто-нибудь увидел бы меня завернутой с ног до головы в традиционную ткань, в платке, пластиковых стоптанных тапках, с загорелым, почти коричневым лицом, ему бы в голову не пришло, что это я, Дот, блондинка, европейка чистых кровей.

Худшими были последние судороги лета, когда оно атакует, собрав остатки сил. Ураган gibli долетает до фермы и Триполи, но прежде чем добраться до тех мест, преодолевает более тысячи километров и поэтому значительно слабеет. В центре же Сахары, под горами Акакус, находится его эпицентр. Здесь он рождается, а потому его мощь устрашающе велика; ужасающий зной, который он несет с собой, вырывается, наверное, из какой-то невиданной печи внутри земли.

Несмотря на вихрь, хозяйка с самого утра послала меня на пастбище. Она, видимо, просто сошла с ума! Что эта бедная скотинка может там съесть, когда все уже настолько высохло, что рассыпается в прах? Объясняю это только злобой в отношении меня, но пойду и вернусь. Все равно справлюсь! Таким способом от меня не избавитесь.

Я всегда отдаляюсь от поселения на пару километров, чтобы почувствовать хоть каплю свободы, но сегодня, пройдя полтораста метров, я уже ничего вокруг себя не вижу. Ветер больно хлещет меня, вбивая крупинки песка под веки, в нос и рот. Не могу дышать, ведь почти все лицо закутано большим платком, осталась только маленькая щель для глаз. Иду по памяти, придерживаясь маленького vadi, на которое бросают тень низенькие, но покрытые листвой оливки. Там даже летом бьют из расщелин малюсенькие роднички, поэтому на этой географической широте существуют места, покрытые зеленью. Вместе с животными, идущими впереди меня, хочу как можно быстрее укрыться в глубоком тенистом ущелье, которое хотя бы частично защитит от порывов вихря. Из глаз и носа у меня течет слизь ржавого цвета, на зубах скрипит песок. Вдруг сила порывов слабеет, а за два шага до ущелья ветер вообще исчезает. Можно отдохнуть, правда, ничего не видно и кажется, что все вокруг кто-то обернул бежевым саваном. Овцы радостно блеют, а козы молниеносно взбираются на полуживые, изрядно объеденные оливковые деревья. Я сама себе улыбаюсь, довольно отметив: какая же я все-таки сообразительная! Сажусь под низкими густыми кронами, слышу плеск невидимой воды и по звуку нахожу родник. Вытягиваю из кармана черствую лепешку, смачиваю ее и отправляю в рот, потом долго пережевываю. Наполнив немного запавший живот, умащиваюсь в теплом песке, снова закрываю лицо платком и впадаю в дрему. Так быстрее течет время, так восстанавливаются силы.