— Сейчас, сейчас, что ты выносишь нам мозг?! — Из-за волнения я не могу нормально дышать и теряю всякую выдержку. — Я без старшей дочери никуда отсюда не уеду! Этого не будет! — кричу я, а консул отскакивает, как ошпаренный.
— Извини, я не понимаю, о чем вы говорите, — вмешивается Самира, — но, ради Бога, Дот, ты должна ехать. Один ребенок — это лучше, чем ни одного. У тебя нет документов, никаких прав на дочерей, ты в проигрышной ситуации.
— Молодая девушка, а умнее… — Мартин присоединяется к разговору. Его арабский свидетельствует об отличном знании языка.
— Прошу прощения, я хочу поговорить с золовкой наедине. — Самира беспардонно выталкивает его из комнаты и закрывает двери. — Дот, — она обнимает меня, и мы обе начинаем тихонько всхлипывать, а маленькая Даруся, не осознавая, какая рядом с ней разыгрывается трагедия, лакомится шоколадками, — сестра, ты приедешь сюда еще, отыщешь Мари, я тебе обещаю. Поменяешь фамилию, прическу, цвет волос, никто тебя не узнает, и тогда ты спокойно заберешь свою дочь домой.
— Я не могу без нее уехать, не могу… — Слезы текут по моим щекам, рыдания сдавливают горло.
— Либо ты делаешь это сейчас с Дарин, либо не делаешь вообще, — с грустью произносит Самира. — Выбор зависит от тебя.
Эпилог
— А здесь все изменилось, не так ли, Дот? — Мой муж от волнения подпрыгивает на пассажирском сиденье.
— Да, да, разница большая. Мы тоже здесь были раньше, в 80-х годах, — подтверждает милый сорокалетний мужчина.
— Тогда, господин консул, на Гаргареше еще коз пасли, — смеется Лукаш.
— Настолько плохо не было, но достаточно по-восточному, правда, Тамара? — обращается консул к своей жене, которая сидит рядом со мной на заднем сиденье и грустно смотрит в окно.
— Скажу без преувеличения, тогда были другие времена. Но ты здесь жила позже, правда?
— Да, в конце 90-х и в первые годы второго тысячелетия, — признаюсь я.
— Тогда тут было более по-современному, — смеется он. — Лучше, чем в любом польском доме.
— Семья моего ливийского мужа действительно купалась в достатке и роскоши.
— Да, да…
— Поехали на Гурджи, сейчас в том районе живет ваша бывшая свекровь, и там видели Марысю, — перехожу я на конкретику.
— Да, доброжелательный детектив, тот, из испанского посольства, нашел ее. После смерти Малики мать уехала из Ганы и вернулась на родину, только не могла сама содержать такой большой дом в центре и была вынуждена поменять его на меньший в худшей части города, — объясняет он, с интересом озираясь по сторонам.
— Что это был за дом! — с восхищением говорит Тамара. — Мы подъехали и посмотрели на него с улицы. Там, наверное, были шикарные апартаменты.
— Неплохие, — признаюсь я, не испытывая никакой эйфории.
— С твоей золовкой, которая помогла тебе с младшей дочерью, случился несчастный случай. Вот беда, такая молодая и красивая девушка — и столько лет живет как растение. Что за жизнь…
— Ее действительно жаль, — признается Лукаш, а я кусаю губы, вспоминая нашу последнюю встречу с Самирой, словно это было вчера.
— Мы уже близко, — говорит консул, и я вижу, как он начинает нервничать. — Дорота, идешь и как можно быстрее забираешь дочь. Потом вы садитесь в машину и мы едем в посольство. Я оформляю ей временный паспорт и отвожу вас в Тунис. Все очень просто. Вечером будем уже пить шампанское на Джербе. — Он облегченно вздыхает, как будто все уже улажено.
У меня нет возможности посетить старые места, встретиться с Басей и ее семьей, поскольку все происходящее нужно сохранить в тайне. Единственное, что я должна сделать, — это проведать Самиру в госпитале. С тяжелым сердцем выхожу из машины и направляюсь к двухэтажному дому свекрови. Страх сжимает мне горло. А если Марыся не узнает меня? И тут вдруг, словно выполняя мою просьбу, из дома выбегает худенькая девочка-подросток в цветном платке на голове. Прошло более семи лет, но я знаю, что это она.
— Марыся, Марыся! — громко кричу, но девочка даже не смотрит в мою сторону. Неужели ошиблась? — Мириам,
—
— Мириам, доченька, не узнаешь меня? — Мой голос дрожит от волнения.
Девочка словно окаменела, смотрит на меня широко раскрытыми глазами и недоверчиво крутит головой.
— Это невозможно, ты мертва! — зло выкрикивает по-арабски. — Так говорили мои папа и тетя Малика, и это правда.
— Но я стою перед тобой, и я не призрак… — Я делаю шаг вперед и протягиваю руку, чтобы обнять ее.
— Так нельзя, так не должно быть! — Она испуганно отступает в направлении дома. — Тебя не было много лет, ты оставила меня, бросила! А теперь, соскучившись, решила прийти?!
— До этого я не имела возможности с тобой связаться, а потом не могла найти, — объясняю я, а сердце сжимается от боли.
— Тра-та-та, — говорит она, словно маленький капризный ребенок. — Не верю я тебе. Пока человек жив, он может все.
— Не все так просто в жизни. Но я постараюсь тебе объяснить. Пойдем сейчас со мной, вернемся домой, в Польшу. У нас будет достаточно времени для разговоров, и тогда я спокойно расскажу тебе обо всем.