Арабские скакуны

— До вас приходили телевизионщики, — сказал я. — Они формулировали несколько иначе: я отец того, кого объявили богом, объявили последователи, ученики. Согласитесь, тут есть различие…

— Но всё равно ребятам с телевидения никогда не хватало такта, спецкор вынул из кармана маленький блокнот, маленький золотой карандашик, блокнот раскрыл и сделал в нем пометку. — Они наверняка спрашивали, каково вам в этой роли? Да? Я тоже хотел узнать об этом, но, думаю, вы не сможете мне ответить…

— Почему же не смогу? Смогу…

— Ну и как?

— Я узнал о божественности моего сына только что и пока еще никакого отношения к этому у меня нет. А ещё я хочу сказать, что вряд ли смогу быть вам чем-то полезен. Я ничего не знаю про учение своего сына. Я никогда его не видел, я узнал о его существовании…

— Поэтому-то я и хотел задать один вопрос, который может показаться бестактным. Заранее прошу прощения, — спецкореспондент кашлянул.

— Валяйте! — разрешил я.

— Его мать была девственницей?

— Вы спрашиваете — был ли я у неё первым? Или вы на что-то намекаете?

— Ни на что я не намекаю! Мне важно знать про ваши отношения, про ту среду, в которой вы оба вращались. Никаких параллелей! Если хотите, это вопрос культуролога, интересующегося сексуальной практикой недавнего прошлого. Уходящей натурой.

— Да, она была девственницей.

— Вы уверены? Она вас не обманывала?

— Она кричала, на простыне была кровь.

— Вы к тому моменту уже имели дело с девственницами?

— Имел.

Он заглянул в блокнот, постучал себя карандашиком по дужке очков.

— А откуда появился тот американец, который женился на его матери и вывез ее, уже беременную? Это же не ваш приятель?

— Мы познакомились в компании. Он был физиком, работал по обмену…

— И у них возникли э-э-э… отношения. Она знала, что беременна?

— Нет, мы расстались примерно через неделю после нашей первой ночи.

— Первой и последней?

— Были еще две.

— Примерно через неделю… А точнее?

— Через пять дней…

— Извините еще раз за бестактность, но какова причина? Почему вы все-таки расстались?

— Не знаю. Она утром оделась, накрасилась. Я еще лежал в кровати и слышал, как она положила в сумочку свою зубную щетку и косметичку. Она ничего не сказала, но я уже знал, что вечером она не придет.

— И она не пришла?

— Не пришла…

— Так почему вы думаете, что вы отец бога?

У меня даже дыхание перехватило. Вот и говори с людьми! А потом я понял, что он специально задал такой идиотский вопрос: фотограф выдал ещё одну серию и начал менять объектив.

— Я этого не говорил. Этого не утверждал. Его мать позвонила и просто сказала, что я его отец, а женщины это знают всегда. Точнее — чувствуют.

— Всегда?

— За исключением тех случаев, когда они находились в невменяемом состоянии. Или…

— Не будем углубляться, не будем. Хорошо, вы просто отец некоего человека, объявленного богом. Вы в курсе, что на имущество и счета его организации, которую некоторые называют церковью, в США наложен арест?

— Что-то слышал об этом.

— Вы знаете примерную стоимость имущества и сколько примерно на счетах?

— Нет.

— Сказать?

— А откуда знаетете вы?

— Передали, по радио. Из Интернета.

— Ну?

— Несколько миллиардов долларов. Миллиардов долларов. Миллиардов. Долларов.

— Ну и что? — пока фотограф оставался без работы, но только пока.

— Средствами, по завещанию, должен распоряжаться отец. Только отец.

— Распоряжаться? Что значит в данном случае распоряжаться?

Спецкор посмотрел на меня со снисхождением.

— Распоряжаться и значит распоряжаться. Если арест будет снят, а снимут его в том случае, если будут выплачены налоги и штраф за прежние неуплаты, то отец убитого, с позволения сказать, бога станет миллиардером. И может распоряжаться собственностью и тратить деньги по своему усмотрению. На что угодно, хоть на мороженое…

— А есть препятствия к уплате налога и штрафов? — я еще держался.

— Шарики-то закрутились, правда? — спецкор хохотнул. — Я не знаю всех деталей, но, кажется, препятствий два. Первое — его мать, которая по завещанию до погребения тела распоряжается делами организации. Она отказывается платить из принципа, так как считает налоги в этом случае незаконными. А второе препятствие в том, что отцовство еще надо доказать.

— Как? Анализом ДНК?

— Да, но не это главное. Решение об отцовстве должно быть подтверждено в суде.

— В каком?

— Там, у них, в американском суде присяжных, в каком-то из штатов…

— А если с отцом что-нибудь случится? Кто наследует отцу? — фотограф нажал на спуск, просто так, только для оправдания установки нового объектива.

Спецкор поджал губы.

— Об этом по радио не сообщали, — сказал он и поднялся.

— Уже? — спросил я.

— Да, я и так был навязчив. Если позволите, я вам еще позвоню. Если мне надо будет уточнить какие-нибудь детали.

— Пожалуйста, звоните…

Он двинулся к двери.

— Постойте! — крикнул я. — Вы забыли диктофон!

Он вернулся и диктофон забрал. У двери, в прихожей, обернулся.

— Все происходило в этой квартире? — спросил он.

— Нет, в другой, но вон на том диване…

— Позвольте взглянуть?

— Пожалуйста…

Он подошел к моему дивану-ветерану, кулаком попробовал упругость подушки.