– Я-то запомнил, – протянул Женя, идя к выходу.
А Феликс наоборот подсел ближе к Павлу, положил локоть на стол, намереваясь обсудить сегодняшний инцидент с Веником, только хотел что-то сказать, да помешал звонок. Взглянув на смартфон, Терехов приложил палец к губам, подключил громкую связь и сказал:
– Здравствуйте, Богдана. Что-нибудь случилось?
– Случилось, – не с доброй ноты начала она.
– Слушаю вас.
– Это я вас завтра послушаю. Когда к вам прийти?
– Да хоть завтра… часов в десять утра, устроит?
– В двенадцать. Потому что я приду не одна.
– С адвокатом? – поддел ее Павел, улыбаясь.
– Увидите. – И послышались гудки.
– Ну и наглая, – оценил Богдану Феликс. – Паша, как ты ее терпишь? Не соображает, кому хамит. Назначил бы на двенадцать, она бы сказала в восемь утра или в шесть вечера.
– Неважно это все. Завтра посмотрим, что она будет петь.
А физиономия Терехова загадочная… улыбчивая… Непроизвольно и Феликс поддался его настроению – рассмеялся.
Часть восьмая
Арабское дело
Ночь Арсений провел без сна. Ну, а какой тут сон? Жестко, воняет – не пойми чем, да и состояние не располагает ко сну. Зато тихо. Тут тишина, как на дне высохшего и холодного колодца, ничто не мешает думать. И Арсений думал. Сказать, что он находился в угнетенно-безнадежном состоянии… Вовсе нет. Он переосмысливал, как говорят, пройденный путь, а не погружался в отчаяние и безысходность. Под утро Арсений, конечно, забылся чутким и коротким сном, хотя точно он не мог сказать, сколько проспал, его разбудили:
– К вам адвокат и жена.
Черт возьми, только жены здесь не хватало, притащилась, чтобы позлорадствовать. Он настроил себя на равновесие, ей не удастся вывести его из себя. Арсения отвели в допросную комнату, хотя отсюда возят к следователю – просветил охранник, видимо, проникшись жалостью к нетипичному арестанту. Комната строго квадратная, в ней ничего, кроме стола и табуреток. Первое, что увидел Арсений – жену. Это как выпить уксуса на голодный желудок. Она при полном параде, наштукатуренная, как обычно, преисполненная долга, во всяком случае, на лице обозначено: я готова идти на жертвы. Садясь на свободную табуретку, он не сводил холодного взгляда с Оксаны, в ответ она опустила глаза.
– Я позвонил Терехову, – бодро говорил адвокат. – Он перезвонил сюда и потребовал, чтобы нас обоих пустили, разрешили твоей жене свидание, ну, а мне положено. Терехов… он гуманист. Но не сказал, что именно шьет тебе, обещал принять меня сегодня в одиннадцать. А теперь скажи…
– Так, я никого не убивал, – перебил Арсений, угадав, о чем хочет спросить адвокат. – Пожалуйста, усвой мои слова и от этой печки пляши.
У людей данной профессии позитив, к месту или не к месту, но часть работы, дабы внушить клиенту: все под контролем. Люлин старше Арсения лет на десять невзрачной внешности, увидел его раз – и сразу забыл, потому что не запомнил. Оксана его привела давно в банк, он один из лучших адвокатов считается, но несколько дел проиграл с треском, а молодой пацан выиграл, сейчас этот парень в отъезде, пришлось Арсению звонить Люлину. На него надеяться – это сесть в тюрьму, ну, пусть хотя бы выяснит до приезда молодого адвоката подробности – на каком основании его арестовали.
– А тебе Терехов… – начал было Люлин, Арсений его снова прервал:
– Ничего он мне не сказал, а я не спрашивал.
– Ладно, тогда я поехал, а то могу опоздать к гуманисту, он, говорят, не любит непунктуальных людей. А ты пообщайся с Оксаной.
Короче, ему Оксана не сказала о скандале и что она своему мужу больше не жена. Зря. Ей придется привыкнуть к положению разведенки. Между тем Оксана поставила на стол пакет, лепеча без остановки:
– Здесь спортивный костюм, нижнее белье, носки, носовые платки, влажные салфетки… Все проверяли, на языке уголовников, шмонали. И разрешили тебе отдать. Да, еще в пакете бутерброды, полагаю, здесь кормежка…
– Слушай, Оксана! – прервал он бывшую (да-да, бывшую) жену без раздражения. – У меня все есть, я всем доволен.
– Чем доволен? Баландой?
Удивительно, но она вела себя так, будто скандального вечера в их жизни не было, отчего стала еще противней. Оказывается, Арсений давно не только не любил ее (впрочем, никогда не любил), а отторгал, просто давил эти ощущения, поэтому, встретив Богдану, сразу сдался ей. Слабость? Скорей всего, да. Но стыдно не за измену, а за то, каким он был раньше.
– Оксана, прекрати спектакль, ничего не изменится.
– В каждой семье бывает кризис, я готова тебя простить…
– Но я не просил у тебя прощения.
– Прекрати. Сейчас твоя свобода под угрозой, это не шутки.
– Поскольку я не убивал, мне бояться нечего. Уходи.
– Ты с ума сошел, – поднимаясь, произнесла Оксана с большим чувством воспитательницы, из-под контроля которой сбежал нерадивый ученик. – Ну и где твоя… эта? Жена пришла спасать, а не…
– Я сказал, уходи! – пыхнул он. – Назад дороги не будет.
Арсений попросился в камеру, не взяв пакет с вещами. Оксана еще раз попробовала убедить его:
– Дорогой, подумай! Ты не виноват, я уверена и могу помочь… Ты же знаешь, какие у меня связи…