Арабский аноним XI века

Следует отметить еще один характерный момент. Подчеркивая достоинства семьи ал'Аббаса, автор пытается провести параллель между Алидами и Аббасидами; известным противовесом 'Али автор выставляет 'Абдаллаха ибн ал-'Аббаса: он рассказывает о его близости к пророку, упоминая о молитве пророка, чтобы Аллах сделал Ибн ал-'Аббаса «разумеющим в вере» и научил его та'вилу[35], и, наконец, он называет его *** — «богословом этой общины»[36] точно так же, как ал-Хасан ал-Басри называл самого 'Али[37]. Алидским имамам автор противопоставляет Аббасидов: 'Али ибн ал-Хусайну Зайн ал-'Абидйну противостоит 'Али ибн 'Абдаллах, которого, как и первого, он называет *** — «натерший мозоли на коленях», показывая этим, что тот большую часть времени проводил в молитве[38]. Любопытен также рассказ о том, как Мухаммад ибн 'Али отверг претензии 'Абдаллаха ибн ал-Хасана ибн ал-Хасана, будто его сын Мухаммад ибн 'Абдаллах и есть тот махди, предсказанный пророком, который избавит мусульман от неправого владычества Омейядов, и объявил этим махди Абу-л-'Аббаса[39].

Таковы основные факты, характеризующие политические симпатии нашего автора.

По своим религиозным убеждениям автор был весьма набожным мусульманином суннитского толка[40], и в этом он ближе всего стоял к тому направлению, которого придерживался халиф ал-Кадир и окружавшие его богословы. Можно думать, что на религиозные взгляды нашего автора известное влияние оказала все шире распространявшаяся тогда в Иране ашаритская догматика, ставшая во второй половине XI в. преобладающей формой ортодоксального ислама[41].

В этой связи интересны следующие факты. Как и ашариты[42], автор из четырех имамов — основателей правовых школ в исламе — особо выделяет Ахмада ибн Ханбала, приводя его толкование хадиса об 'Али[43]. С этим связан и заметный налет антропоморфизма в понимании известных мест в Коране и хадисах о боге, ангелах, аде и рае[44], а также признание автором наличия у бога атрибутов (сифат)[45]. Не противоречат нашему предположению о влиянии на взгляды автора ашаритской догматики и имеющиеся в его труде попытки применить филологический метод при толковании отдельных слов и выражений Корана[46].

В своих взглядах на историю халифата автор также стоит на точке зрения ортодоксального, суннитского ислама. Исторических деятелей халифата автор оценивает в зависимости от того, как они исполняли предписания Корана и сунны пророка и первых четырех халифов, которых он считает «праведными», «ведомыми истинным путем», а их халифат — безусловно законным.

В этой связи интересно его отношение к 'Али. Как и большинство суннитов[47], автор почитает его человеком необыкновенных добродетелей и больших знаний, однако в противоположность шиитам он не приписывает ни самому 'Али, ни кому-либо из его потомков никаких личных свойств, не присущих и другим благочестивым и ученейшим деятелям ислама. Точно так же он не говорит ни о том тайном пророческом знании, обнимающем все истины религии и все происходящее или то, что должно произойти в мире, которое, по утверждению шиитов, пророк открыл одному 'Али, ни о том, что пророк сделал 'Али своим преемником в учительстве и правлении (васи) и т. д. Как известно, именно отрицание этого составляет одно из главных отличий суннитов от шиитов[48].

В его изложении 'Али — просто четвертый «праведный» халиф, имевший к тому же и ряд недостатков[49]. А характеристика, данная ему автором в конце описания его халифата, даже в устах суннита слишком заурядна: «'Али был знатоком генеалогий, рассказчиком и поэтом. И, как поэт, он был лучше, чем Абу Бакр и 'Умар»[50]. Дух времени тем не менее дает себя чувствовать там, где автор приводит рассказы, имеющие по существу шиитскую окраску[51], или же когда в его изложении проскальзывают моменты вполне терпимого отношения к мутазилитам[52]. Однако отмеченные нами факты определенно указывают на то, что по основным политическим и религиозным вопросам автор примыкал к официальному курсу багдадского двора, провозглашенному халифом ал-Кадиром.

2. Автор как историк