Арабский аноним XI века

Взгляды автора Анонима на историю, на конечные причины исторического развития полностью совпадают с господствовавшим среди мусульманских историков представлением об историческом процессе как последовательном осуществлении божественного промысла, а о каждом событии — как проявлении божественного соизволения. Этот провиденциализм автора явственно проступает в многочисленных замечаниях, суждениях и оценках, которыми он сопровождает рассказы о правлении так называемых праведных халифов омейядской династии. Но особенно отчетливо он сказывается в изложении обстоятельств аббасидского движения. Здесь, как мы уже показали ранее, мысль о божественном предопределении — основа доказательства законности и неизбежности перехода духовного и светского руководства мусульманами к Аббасидам. В этом последнем факте автор видел завершение божественного замысла, весь смысл предшествующей истории халифата. Характерны в этой связи следующие слова автора, где он прямо говорит о воле Аллаха как первопричине исторических событий: «Действительно, он был (речь идет о последнем омейядском халифе Марване. — П. Г.) самым сильным из потомков Марвана духом, отличался среди них наиболее здравым рассудком и собрал более их всех войска и богатства. С тех пор как он вступил в правление, он рубил мечом обеими руками и ни одного дня не отдыхал от битв и забот сердца, смывая грязь грязью и врачуя болезнь болезнью, до тех пор, пока Аллах не погубил их царство его рукою, чтобы знали, что энергия, умение и твердость вовсе не избавляют от расплаты, ибо державы — в руках Аллаха: он дает их, кому пожелает. А если бы это было не так, то почему же их царство держалось при дурном правлении Йазида ибн 'Абд ал-Малика, который сводил утреннюю хмельную чашу с вечерней и говаривал во время своего опьянения: “Лечу, лечу!" — и в дни его убивали таких, как Йазид ибн ал-Мухаллаб; таков же был и его сын, ал-Валид, который всю свою жизнь не пробуждался [от опьянения]; но оно прекратилось в дни Марвана, несмотря на хороший образ его правления, силу его мужества, обилие его войска и усердие во всех предпринимаемых им делах»[53].

К сожалению, начало рукописи Анонима, где было общее предисловие автора, содержавшее изложение тех основных принципов, которыми он руководствовался при составлении своего труда и, в частности, изложение цели сочинения, утрачено[54]. Однако в сохранившейся части труда имеются вполне определенные высказывания автора, которые дают нам совершенно ясный ответ на последний вопрос: свою задачу как историка автор видел в извлечении полезных уроков и поучении историческим опытом[55]. Так, например, автор рассказывает о том, как Халид ал-'асри, узнав о бегстве из тюрьмы 'Умара ибн Хубайры, послал на его поиски Са'йда ибн 'Амра ал-Джурашй, думая, что никто лучше его не сделает это, так как 'Умар, в бытность свою наместником Ирака, сместил Са'йда, забрал его имущество, самого его бил плетьми и посадил в тюрьму. Однако, когда Са'йд поймал 'Умара, тот сказал Са'йду: «Я думаю, что ты не отдашь кайситам своего соплеменника». И Са'йд отпустил его. По этому поводу автор пишет: «И дивились люди ал-Джураши, благородству его натуры и тому, как он отказался [от мести] 'Умару, несмотря на свои счеты с ним и те тяжкие обиды, [которые тот ему причинил]. И единственная польза (***) в писании этих историй и в изучении их [состоит в том], чтобы понуждать душу [следовать] примеру таких вот благородных и достойных»[56].

В другом месте автор, рассказывая об ответах 'Абдаллаха ибн ал'Аббаса халифу Му'авии, пишет: «И мы привели этот рассказ в том виде, как он есть, только потому, что в нем имеются вопросы, в отношении которых возникают сомнения для всякого, кто поразмыслит над ними и пожелает найти из них выход. И надо полагать, что тот, кто сделает образцом [для себя] в этом 'Абдаллаха ибн ал-'Аббаса, при его знании, его благоразумии, родстве его с Посланником божиим, при том, как он держал себя среди смут, и при его умении сделать для себя выбор, и [кто] станет подражать его образу поведения и судить согласно его решению, — будет среди тех, которые достигают успеха»[57].